Аркадий ВИНИЦКИЙ 20 лет не живет в Норильске. Более того, свое 70-летие отмечает на новом месте жительства – в Европе. Однако это обстоятельство не помешало юбиляру собрать у себя на юге Братиславского края, в Калинково, где еще сохранились остатки средневековой крепости тамплиеров, всех своих друзей, в том числе и норильчан. Как бывших, так и сегодняшних.

Большинству читателей “ЗВ” последних лет Аркадий Виницкий известен в основном как автор увлекательных рыбацких историй. А это значит, что не за горами его очередная книга. Первые две появились на свет тоже не без участия “Вестника”. В 2009-м – “Годы. Ружье. Друзья”, 11 из 19 рассказов которой впервые были опубликованы на страницах нашей газеты, а читательский интерес к ним, без сомнения, подвиг автора на отдельное издание. К 75-летию Норильского комбината, воодушевленный успехом первой книги, автор задумал написать серию портретов норильчан. Он предлагал их в качестве подарка приехавшим на юбилей ветеранам. Воспоминания о главном механике комбината Леониде Данилове, директоре Борисе Колесникове и другие вышли в газете под рубрикой “Норильскому никелю – 75”, а под одной обложкой – только в 2013-м. Вторая книга называлась “Мы не погасим наш костер”. В ней только один рассказ не печатался у нас. Это была история семьи Виницких и семьи жены Аркадия Лазаревича, коренной норильчанки Тамары Орловой. Кстати, на сайте газеты один из читателей назвал эту чету “аристократами Норильска”... Когда-то незабвенный Анатолий Львов написал, что у Норильска хорошая память. Добавим, что и у норильчан. Не у всех, конечно, временщиков здесь всегда хватало, но всегда были и есть люди, искренне благодарные этому непростому городу за то, что он им дал. Аркадий Виницкий назвал свое норильское время “командировкой длиною в жизнь”. В декабре 1974-го он, по его словам, “вошел в город точно, как патрон в обойму, и никогда, ни одной секунды не пожалел об этом”. Все 22 норильских года и вплоть до сегодняшнего дня. Чтобы понять, почему юбиляр до сих пор не теряет связи с нашим городом, приезжает сюда при любой возможности хоть из столицы, хоть из Европы, восстановим его норильскую биографию с помощью того, что он сам о себе (о времени, о Норильске) рассказал на газетных полосах за восемь лет сотрудничества с “ЗВ”.   Командировка длиною в жизнь   Текст: Аркадий ВИНИЦКИЙ   Москва – Норильск Оканчивая Московский инженерно-строительный институт им. В.В. Куйбышева, я, как и любой другой студент, мечтал остаться в родной альма-матер, на родной кафедре теплоизоляционных материалов. Начиная с третьего курса я уже работал на полставки лаборантом, летние каникулы проводил в стройотрядах и, как член комитета комсомола вуза, отвечал за это направление. Коля Виноградов, сейчас губернатор Владимирской области, в то время был секретарем факультетского комитета комсомола, и я помогал ему как мог. Факультет постоянно завоевывал институтское переходящее красное знамя. Наш декан, фронтовик Юрий Сергеевич Буров, получив от заведующего кафедрой, тоже фронтовика, Юрия Павловича Горлова ходатайство об оставлении меня на кафедре, тут же подписал его. Огромная аудитория, длинная красная дорожка, стол комиссии по распределению, по-волжски окающий голос Юрия Сергеевича: – Есть мнение оставить вас на кафедре теплоизоляции. Вы согласны? – Согласен! – и я выскочил из аудитории в объятия своих друзей. Приятно вспомнить… Однако наш ректор, чужой институту человек, выскочка, откуда-то с периферии, выполняя решение партии и руководствуясь личными убеждениями, распределение не подписал, считая, что представителям определенной национальности в науке делать нечего. Декан уже заступиться за меня не мог – скоропостижно скончался. Потом начались мытарства с трудоустройством. ЦК КПСС бдительно следил за судьбой выпускника МИСИ, и в конце концов я оказался в конструкторском бюро по железобетону при Госстрое РСФСР. Там обстановка была творческой. Как только начальник отдела выходил за двери, мужики снимали с кульманов служебные чертежи и накалывали “калымные”, работая над ними с бешеной производительностью. Женщины доставали вязание. Кто не умел ни того ни другого, предавались трепу и блаженному безделью. Уже в первый день, придя домой, я все проанализировал и понял, что очень скоро могу стать таким же, как и эти, в общем-то, неплохие, но живущие по непонятным мне законам люди. На счастье, в мою судьбу вмешалось советское правительство, которое к тому времени очень озаботилось растянутыми сроками и низким качеством строительства в стране, и поручило Госстрою СССР разобраться, с чем это связано. Госстрой, в свою очередь, подошел к делу основательно и начал проверку качества железобетонных изделий, выпускаемых соответствующими заводами, расположенными от Владивостока до Калининграда и от Кушки – правильно, до Норильска. …Так по воле ЦК КПСС, изгнавшего меня из родного института, и советского правительства, затеявшего проверки (за что я этим канувшим в Лету структурам пожизненно благодарен), я нашел свою судьбу, а она – меня. На комбинате меня встретил Василий Нилович Коляда, до 1939 года строитель укреплений на советско-польской границе, а с 1939 года – заключенный Норильлага. К моменту нашей встречи Василий Нилович был главным строителем Норильска и лауреатом Ленинской премии. Коляда меня подробно обо всем расспросил, дал в помощники Льва Михайловича Квурта, которого все называли “министром иностранных дел управления капитального строительства”, и Леонарда Владимировича Чалого, главного инженера управления строительных материалов. Эти люди впоследствии стали моими главными учителями в норильской жизни. Посмотрел я завод железобетонных изделий и ужаснулся. По всем технологическим законам в этом помещении можно было делать тысяч 40–50 кубометров продукции ограниченной номенклатуры. А делали – 140 тысяч! Делали все, что можно изготовить из железобетона, включая четырнадцатиметровые сваи, которые перерабатывали двумя кранами! Более того, на заводе был открытый полигон по изготовлению железобетона. Я спросил у заводчан, при какой температуре окружающего воздуха они останавливают полигон и консервируют его на зиму. В ответ услышал: – Никогда. Он работает круглогодично. Посмотрел сырье, продукцию и понял, что завод этот я проверять не могу. Опыт производства был уникальным. Никакими методиками Госстроя он не предусматривался. …Три дня я осматривал комбинат. Познакомился с обогащением, добрался до хвостов, спускался под землю на “Комсомольском”, оценил строительную площадку будущего Талнахского домостроительного комбината. Затем поехал на завод за материалами. О боже! Они написали правду! Благо карандашом… Мы закрылись с Чалым в кабинете. Я ему объяснил, что с такими данными я обязан выдать предписание об остановке предприятия. Кстати, применение проверяющими штрафных санкций было предусмотрено, вплоть до остановки производства, и даже поощрялось. Какого черта! – думал я при этом. Ну, работал этот завод до проверки 20 лет – и пусть дальше себе работает. Ни одно изделие завода не выходит за пределы Норильска. К тому же министерство не строительное, а цветной металлургии. Вообще непонятно, как завод попал в число проверяемых. Напишу что-нибудь нейтральное, решил я. Повторную проверку сюда не пришлют, а мне, даже если подсекут, ничего не сделают – в худшем случае выговор объявят. Таков был ход моих мыслей. Забегая вперед, скажу, что так все и получилось. К тому же я получил предложение от Коляды поработать в Норильске… …27 декабря 1974 года я вышел на работу на завод железобетонных изделий. Комната в женском подъезде 1976 год. Маленькая отдельная комнатка в легендарном общежитии №12 для инженерно-технических работников мне досталась в наследство от Льва Михайловича Квурта. Легендарным общежитие считалось потому, что в порядке эксперимента в нем размещали молодых специалистов – как мальчиков, так и девочек. Забегая вперед, скажу, что эксперимент был довольно удачным: переженилась половина обитателей. Кое-кто и не по одному разу. Моя комната с телефоном – единственная в общежитии! – располагалась на третьем этаже в женском подъезде. Во дворе был продовольственный магазин, напротив – маленький ресторанчик со сказочной рыбной кухней “Демьянова уха” (рубленая котлета из нельмы, обложенная прожаренными кусочками филе из муксуна – ну, как вам?). Непререкаемыми авторитетами в общежитии слыли две дамы: комендант Клавдия Ивановна и воспитатель Ирина Теодоровна, благодаря которой ни одна заезжая знаменитость не миновала общежитский красный уголок, где и выступала с концертом. Общежитие славилось приличной библиотекой с тайной дверью и золотым ключиком к ней. Иногда, очень редко, девочка-библиотекарь эту дверь открывала и разрешала войти. Боже, что там хранилось! Дореволюционные издания известных и неизвестных авторов, а также Горький, Куприн, Бунин, Бальмонт, Северянин – всех и не перечислить. На книгах стоял штамп центральной библиотеки Норильского комбината с датой регистрации не позднее 1944 года. Судя по некоторым экслибрисам, это была небольшая часть какого-то внушительного собрания книг, составленного из частных коллекций репрессированных впоследствии владельцев – в основном из Ленинграда. Почему книги изъяли из основных фондов, хранили отдельно и не разрешали выдавать на руки – не знаю. Так случилось, что по соседству со мной поселилась корреспондент молодежного отдела городской газеты Тамара Орлова. Хороша была дивчина, и холостяки в общежитии закрутили носами. Поскольку вскоре я получил назначение в дирекцию строящегося предприятия, то стал ходить на работу в костюме и галстуке. Костюм был шикарный, французский, галстук – широкий, бордовый, а сам я – молодой и стройный. Ни одна девушка не устояла бы. Вот и Тамара, естественно, не устояла. Веселую свадьбу мы сыграли осенью в кафе “Блинная”, которое арендовала для нас редакция газеты. И уже в марте следующего года ждали прибавления в семействе. В один день На строительстве нового завода железобетонных изделий прогресс тоже был. К зиме на стройплощадке появился вагончик, нам выделили крытый грузовичок ГАЗ-52, и мы всей дирекцией перебрались на “Надежду”. Нас было уже пятеро: директор, главный механик, главный энергетик, начальник цеха и ваш покорный слуга – главный инженер. К марту 1977 года строительная часть завода была готова, ждали приезда шефов для монтажа технологического оборудования. По условиям контракта монтаж надо было вести при плюсовой температуре. Системы отопления смонтировали, однако при попытке их запустить выяснилось, что нижние трубки на всех теплообменниках разморожены. Либо в них скопился конденсат, либо после гидравлических испытаний не полностью слили воду – выяснять было поздно. Решили восстанавливать отопление своими силами. Толщина стенок трубки – полмиллиметра, трещины раскрылись сантиметров на десять, паять невозможно. Пытались ремонтировать совсем уж экзотическими способами – эпоксидной смолой. Однако она трещала при подаче в систему горячей воды. Оставалось несколько дней до приезда шефов. Я успел встретить тещу, которая прилетела из Украины к родам Тамары. Все вместе мы поселились в однокомнатной квартире Левы Квурта, который с радостью на время вернулся в общежитие. Как-то вечером сидим в вагончике вместе с представителем генподрядчика Олегом Георгиевичем Герасимовым и куратором от управления строительства Михаилом Михайловичем Бондаренко. Молчим. Решения задачи с восстановлением отопления нет. Распахивается дверь, и вместе с пургой в вагончик заходит Николай Викторович Поппель. Как всегда, спокойный, уверенный. – Что сидите? Пальцем в ж… ковыряетесь? Мы закивали: так, мол, и есть. – Мотайте в “Сибмонтажавтоматику”. У них сильнейший сварщик есть. Двое суток приезжий ас не слезал с отметки, на которой были смонтированы калориферы. За ним двигались мы со Степой Крупенько, начальником монтажного отдела управления строительства, и проверяли отремонтированные калориферы на предмет качества ремонта. Было их, как сейчас помню, восемь штук. Первый – готов. Третий, пятый, седьмой – готовы! На ноль часов 10 марта 1977 года оставался неотремонтированным только восьмой калорифер. К пяти утра сварщик закончил и эту работу. К шести часам мы со Степой закончили опрессовку, пустили теплоноситель и включили главные вентиляторы. Тепло пошло в корпус! Завод вздохнул. У Степы абсолютно случайно нашлась пол-литра, мы ее распили и прилегли на узеньком топчанчике. В восемь утра в вагончик вваливается вся бригада во главе с Созаевым. – Ну что? – Ничего не получилось, – отвечаем. Поглядели они на наши счастливые рожи, все поняли и отправили нас домой отсыпаться. В половине второго пополудни 10 марта 1977 года у меня родился сын. Помню, подошел я к окну, смотрю и думаю: вот, у меня есть сын! Спать не получалось. Пошел в магазин. В два захода принес два ящика коньяку. К вечеру у нас перебывало множество людей. Часов в восемь я все-таки вырубился и, когда из Москвы позвонил отец, разговаривать уже не мог. Так в один день произошли два главных события в моей жизни – Господь дал жизнь моему сыну и задышал мой завод. Светло на душе Настал момент, когда в управлении стройматериалов освободилось место главного инженера. Колесников предложил его Герману Созаеву. Герман деликатно отказался, сказав, что хотел бы остаться полноправным директором на заводе. – Я тебя понимаю, – задумчиво произнес Борис Иванович. Мы обсудили ситуацию с Германом. На тот момент мы работали вместе уже одиннадцать лет – срок для комбината суперрекордный. – Иди на это место ты, – сказал Герман. – Пора! Не страдая излишней скромностью, я понимал, что эта должность для меня. Единственный среди руководителей управления я имел профильное образование, степень кандидата наук, да и в завод вложил всю душу. Но время шло, и никого на должность не назначали. Неделю, две, месяц. И вот в моем кабинете раздался звонок: – Вас приглашает Борис Иванович. По дороге в управление комбината я заехал домой, принял душ, надел чистую рубашку, новый галстук, выглаженный костюм, почистил ботинки. Постучав, вошел в кабинет директора. Как и в прошлый раз, Борис Иванович поднялся из-за стола и, встретив меня точно на середине кабинета, пожал руку и предложил сесть. – Есть предложение назначить вас главным инженером УПСМ, – сказал он. И замолчал... Видимо, надо было отвечать. – Я согласен. Директор кивнул и стал излагать свое видение перспектив развития управления стройматериалов и его места на комбинате. Потом спросил меня о личных планах, сколько я еще собираюсь прожить в Норильске. Я подумал, что назвать надо как можно больший срок, и сказал: пять лет. Борис Иванович, мне показалось, немного расстроился и впервые за все время нашего знакомства перешел на ты. – Ну, может, понравится, поживешь подольше. Девять лет я прожил в Норильске после этого разговора. – Есть ли у вас личные вопросы, пожелания? – спросил директор, снова перейдя на вы. – Нет, – ответил я. Стол директора был абсолютно пуст. Только посредине лежал лист бумаги и ручка. Колесников нажал кнопку прямого телефона. – Слушаю вас, Борис Иванович, – раздался голос Шамрая, начальника управления. – Я подписываю назначение Виницкого, – сказал директор. – Ну и слава богу, – ответил Шамрай. Борис Иванович взял ручку и подписал приказ – тот лист, что лежал в одиночестве на столе. Потом вышел из-за стола, пожал руку и сказал: – Поздравляю! Вот так назначал директор! Прошли годы. Как-то раз я без пре-дупреждения заехал к Герману на завод. В приемной меня предупредили, что у Германа посетитель. Я открыл дверь. В кабинете сидели и беседовали Герман и Борис Иванович. Я вошел, поздоровался, выпил вместе с ними чаю и почувствовал, что этим двум людям есть о чем поговорить и без меня. Извинился, сказал, что заеду позже. Ехал в город, и на душе было светло. Есть, оказывается, на земле что-то хорошее и постоянное. Ушел Борис Иванович, ушел мой друг Герман. Обоих я сумел проводить в последний путь. Иногда я вспоминаю тот кабинет, их двоих, и мне опять на душе становится светло.