В проекте “Простые истории”, стартовавшем к 80-летию “Норильского никеля”, о времени и о себе рассказывают норильчане, оставившие заметный след  в биографии города и комбината. Для “Авторадио” и “Европы Плюс” аудиоистории озвучили заслуженные артисты России Нина Валенская, Лариса Потехина, Сергей Игольников, Сергей Ребрий и артист Андрей Ксенюк.
“ЗВ”  предлагает своим читателям расширенные версии “Простых историй” как продолжение юбилейного “Хронографа”.

–  Автор провел в Заполярье пять лет (не считая тюрьмы) и остался жив потому лишь, что утешал себя, занимаясь любимыми науками: историей, географией и этнографией, не имея ни книг, ни свободного времени. И ведь занимался так, что, вернувшись в Ленинградский университет, смог сдать экзамены за 4-й и 5-й курсы, кандидатский минимум, защитил диплом и кандидатскую диссертацию, после чего вернулся под сень тюремных нар. Вот о способе сохранить интеллект и творческие способности и пойдет речь в дальнейших строках. …Население довоенного Норильска имело крайне упрощенную социальную структуру: вольные и заключенные. Общение между теми и другими возбранялось, за исключением случаев, когда их сталкивала работа, но и тогда оно оставалось в производственных пределах. Жизнь и быт вольной части, видимо, не отличались от норм и обычаев всей страны, а потому и не представляют интереса. Любопытно лишь то, что заключенные, как правило, не стремились к активизации общения с “высшим” слоем и относились к нему сдержанно. Исключения бывали очень редко. Обычно это происходило на почве влюбленности, которая, как известно, даже в древности ломала социальные и национальные перегородки. Но XX век в этом отношении внес усовершенствования, практически устранившие межсоциальные контакты. Как ни странно, несмотря на сходство условий, заключенные по быту, нравам и языку между собой различались, иногда даже резко. Поскольку Норильский комбинат считался промышленным, то инженеры там были весьма нужны. Поэтому им создавались несколько лучшие условия жизни: отдельные бараки, дополнительные пайки, например банка молока (сгущенного) в месяц за вредность или небольшая селедка к обеду. Короче, их берегли. Основная масса рабочих жила в длинных бараках с двумя рядами нар по бокам и столом посредине. За столом обедали и по вечерам играли в шахматы или домино. На обед полагалась миска супа (баланды), миска каши и кусок трески. Хлеб выдавался по выполнении норм: за полную выработку – 1 кг 200 г, за недовыработку – 600 г и за неудовлетворительную работу – 300 г. Слабые люди от недоедания теряли силы, их называли доходягами. В наилучшем положении были зэки, почтенные доверием начальства: коменданты (внутренняя полиция), нарядчики (выгонители на работу), повара, врачи, счетоводы. Их называли придурками, за то что они были самыми хитрыми и ловкими. Уважения они не имели. Уголовные преступники составляли около половины заключенных, но хулиганов было очень мало. Мой знакомый убийца говорил: “Хулиган – всем враг, и вам – фраерам, и нам – уркам. Хулиганов надо убивать, потому что они творят зло ради зла, а не ради выгоды, как воры или грабители”. Интересно, что он уловил абстрактный принцип мирового зла. Но не этой социальной структурой определялись шансы зэка на выживание. В лагере баланду не “едят”, а “трамбуют”, избыточную кашу с маслом – “жрут”, а вкусные деликатесы – “кушают”. На этом принципе возникают группы по два-четыре человека, которые “вместе кушают”, то есть делят трапезу. Это подлинные консорции, члены которых обязаны друг другу взаимопомощью и взаимовыручкой. Состав такой группы зависит от внутренней симпатии ее членов друг к другу, а точнее, от комплиментарности – поведенческого феномена, известного у всех высших животных. У людей положительная комплиментарность означает тягу к бескорыстной дружбе, отрицательная – ведет не столько к борьбе, сколько к неприязни, но та и другая не могут быть объяснены расчетом как продуктом сознания. Комплиментарность всецело лежит в сфере эмоций. Так вот, благодаря знаку комплиментарности одни люди в лагере выжили и вышли на волю интеллектуально обогащенными. Они сохранили приобретенных друзей и помогли друг другу избавиться от недругов. А другие, замкнутые в себе, надорвались от эмоционального перенапряжения, начали жалеть себя, снизили свою резистентность к воздействиям окружающей среды и, будучи малопластичными, сломались. Несмотря на то что деление по комплиментарности прослеживалось во всех слоях зэков, наиболее наглядно оно проявилось у казахов, где совпало с родоплеменным делением: аргын кушал с аргыном, найман – с найманом и так далее. И тут невольно пришла на память мысль: а ведь все начала этногенных процессов связаны с образованием консорций, с положительной комплиментарностью: пэры Карла Великого – начало Франции; рыцари Круглого стола – неудачная попытка создания Британии; “верные” царя Давида, мухаджиры и ансары Мухаммеда; “люди длинной воли” вокруг Чингиса; дружина Александра Невского. Они ведь тоже “вместе кушали”, но только у немногих получилась зачинаемая традиция, а большинство их сгинуло в безвестности. Трудно было бы где-нибудь, кроме лагеря, сделать столь плодотворные наблюдения. Теперь, оглядываясь на минувшие годы, я думаю, что они для ученого, умевшего делать наблюдения, прошли недаром, но вспоминать остальное я не буду…