В преддверии Нового года, который по восточному календарю проходит под знаком Козы (Овцы), нелишне представить читателю животное, которое вполне может претендовать на символ года, – путоранского снежного барана. С вопросами о самом загадочном подвиде толсторогов, обитающем только на плато Путорана, мы обратились к эксперту, кандидату биологических наук Владимиру ЛАРИНУ.

– Внешне толсторог похож на козу. Он все-таки снежный баран или коза? – На козочек внешне похожи только самки. Самец не похож. Он стопроцентный баран. Но внешнее сходство самочек с козами связано лишь с обитанием в очень сходных условиях скального рельефа, эволюционно же они достаточно далеки от коз. Но главное – это понимание того, что capra, как и ovis (capra – это козы, а бараны, соответственно, ovis), подразделяются на домашние виды и дикие. – По всей видимости, название любимого русскими писателями острова Капри переводится как “козий”? – Вполне возможно. Но назван он, скорее, уже по домашним козам. Как правило, в плане эстетических особенностей дикий вид более красив, более грациозен, умен, чем домашний. В чем же дело? Все ныне существующие породы – будь то породы домашних коз, баранов и овец – имели, разумеется, диких предков, в том числе и ныне живущих. Человек, когда одомашнивал этих животных – а это было многие тысячи лет назад, – вел искусственный отбор по принципу нужности тех или иных качеств. Человеку необходимы более подходящие для его нужд шерсть или пух, крайне желательно, чтобы домашнее животное было более управляемым, жирным (отсюда курдючные овцы), чтобы ножки были покороче – так будет меньше бегать… То есть за тысячи лет отбор изменил животных практически до неузнаваемости. Какие же из ныне живущих видов являлись предками коз и овец? Их много. Допустим, предок домашней овцы – это, скорее всего, муфлон, европейский баран; предки домашних коз – это что-то похожее на диких capra, продолжающих жить ныне в Испании. На Кавказе это туры – дикие козлы, мощные, красивые, гордые. У нас в Сибири всем известен козерог. В Средней Азии это такие экзоты и краснокнижники, как безоаровый козел или винторогий козел. Это сильные, энергичные, умные животные. Дикие capra, да и ovis тоже, обладают потрясающим зрением – их уровень приближается к зрению птиц, они великолепно слышат. А capra отличаются еще и выдающимися интеллектуальными способностями. Что, кстати, сохраняется и у домашних – козы умнее баранов. В отаре обычно есть группа коз, которые являются вожаками… Оvis не столь интеллектуальны… – То есть выражение “уставиться, как баран на новые ворота” вполне жизненное? – Да-да, и не забывайте, что человек намеренно вел отбор такой стадной тупости для лучшей управляемости. Еще раз с удовольствием повторюсь: дикие родственники ovis и capra – это выдающейся красоты, энергичности и подвижности животные, почему они во все времена и века являлись наиболее престижной охотничьей добычей. Что находит свое отражение в петроголифах (изображениях, высеченных на камне. – Авт.) Сибири. Козерог всегда очень ценился, и шкура в том числе. У capra есть одно выдающееся достижение по влиянию на историю человечества. Когда человек оседлал коня и стал кентавром – хозяином мира, ему понадобился немного иной лук, нежели был до этого. А именно укрепленный, надежный – такой, каким стало высочайшее произведение рук человеческих – сложный монгольский и бурятский лук или, если уходить вглубь, скифский. Существенные элементы этого лука были сделаны из фрагментов рога, кости дикого козла, они и сделали его таким надежным. Сейчас, конечно, нам трудно представить, что это было изумительнейшее по крепости и надежности оружие, но факты говорят за себя: это оружие надолго сохранилось в истории человечества. Когда русские после разгрома Наполеона входили в Париж, то калмыки, которые в этом деле участвовали, вооружены были еще сборными луками… – Получается, наш снежный баран вполне заслуженно может быть символом наступающего года, как ныне живущий родственник домашнего барана? – Однозначно. Но тут надо внести некоторые уточнения. Группа баранов делится на две основные подгруппы. К южной, откуда и происходит домашняя овца, относятся всем известные архары. А вот представители северной группы, к которой относится путоранский снежный баран, являются как бы двоюродными братьями. Именно толстороги, а не тонкороги, как южные формы баранов. Толстороги населяют север Евразийского материка и Северной Америки. Интересен тот факт, что на Североатлантическом континенте обитают только снежные бараны – тонкорогов нет: одна из форм толсторога продвинулась так далеко на юг Северной Америки, что превратилась в пустынного южного краснокнижного толсторога. Живет такой родственник в пустынях южных штатов, поедает кактусы и прочая. Я, конечно, немного утрирую. Впрочем, при желании красоту можно найти и в домашних козах. У них очень умные и хитрые, почти человеческие глаза. Если внимательно посмотреть… – Не случайно, наверное, русские народные сказки все же описывают коз как достаточно неглупых животных… – Да, именно коз. Если несколько углубиться в фольклор, то, действительно, за словом “тупой” закрепился именно баран, но это о домашних формах. А если разговор идет о диких, применяются уже другие эпитеты, например “горный тур грациозен, ловок” и так далее со знаком плюс. – Вы являетесь тем самым человеком, который многое знает про нашего уникального снежного барана, ваша диссертация посвящена ему. Кто-то еще занимался этой темой до вас? – Подвид путоранского барана был описан самим великим Северцевым еще в XIX веке. Описан он был по одному черепу, доставленному Шмидтом – не Отто Юльевичем, а Фридрихом Богдановичем, который имеет непосредственное отношение к Норильскому промышленному району. Потом наш толсторог проходил упоминанием по всем ключевым монографиям и начал реально изучаться только с 60-х годов прошлого века – в институте Крайнего Севера работал выдающийся зоолог Лев Николаевич Мичурин. – Родственник знаменитого русского селекционера? – Нет, однофамилец. С прекрасным геоботаником Оксаной Мироненко Лев Николаевич совершал продолжительнейшие экспедиции на плато Путорана, которые длились и полтора, и два года. Разумеется, совместно с проводниками из коренных – тогда этнос был силен в плане оленеводческих дел, с аргишами не было особых проблем. И вот тогда Мичурин описал уже два современных черепа – эвенки-проводники доставили ему туши пары убитых им осенних самцов из района озера Нёрангда. При этом Мироненко обследовала пастбища. Так появились первые свидетельства. Потом, уже в бытность нашего отдела биологии промысловых животных НИИСХ Крайнего Севера, еще до меня, провели первый учет толсторога. – Учет вели с помощью вертолета? – Зверушка эта настолько сложная, что реальный учет проводится в исключительно тяжелых условиях только пешими группами. Любые авианаблюдения не более чем информация к изучению, фиксация наличия. А так, по существующей методике на стандартных площадках проводится учет, данные экстраполируются на площадь ареала – все достаточно сложно…  Одним словом, численность была определена примерно в 1500 особей. Это был учет 1977 года. А в 1979 приехал я. На момент моего приезда было три современные публикации. И путоранский толсторог был чуть ли не последним крупным копытным животным фауны СССР с неизвестным образом жизни. Собственно говоря, именно за ним я сюда и приехал. И потратил на него более десяти лет жизни, в 1990-м завершил кандидатскую диссертацию и стал экспертом. – А вы помните свою первую встречу с толсторогом? – Помню. Впервые на плато я попал в 1980 году, провел там более трех месяцев, а толсторога так и не встретил. Случайно увидел мельком одну особь перед самым вылетом. Зиму провел здесь, в Норильске. Встреча была настолько мимолетной, что мне даже начало думаться: а не привиделось ли? В те годы мы еще плохо представляли себе очаговую структуру расселения, другие особенности. И только в 1982 году я вышел на хорошие очаги – это река Дёлыче, в том месте, где она сливается с Сэйси, у горы Усть-Котуй, и рождается грандиознейшая река Котуй. Эта была огромная полевая работа. На тот момент была неизвестна одна из сторон существования толсторога – его зимний образ жизни. Пришлось пойти на несколько зимовок на плато Путорана. Мне случалось зимовать и в тундре, но зимовки на плато жестче. Озера Аян, Харпича – там ветра, жесткость климата больше, все тает позже – тень гор мешает. Зимовки в районе озер Половинное, Пясино показались более комфортными. Восточные Путораны – это вообще якутский климат. В зиму 1984–1985 годов мы с Олегом Крашевским попробовали 62 градуса... – В норильской долине таких температур нет. Самая низкая, зарегистрированная за всю историю метеонаблюдений в Норильске, – 56 градусов. – Да. А восточно-путоранская провинция – это по большей части  жестко-континентальный климат Якутии, но пробиваются и совершенно сумасшедшие вихри. Это одна из причин особой жесткости норильского климата – кухня на перепутье циклонов, отсюда большие ветра при низких температурах. – Самое большое удивление в вашей работе по изучению толсторога, какую самую сенсационную находку вы обнаружили? – Сенсация – может быть, это сказано слишком круто, но мне действительно повезло сделать научное открытие. Мне посчастливилось первым не только среди отечественных, но и баранятников вообще описать механизм поведенческих двоен. Что это такое? Исходя из общей теории, наличие двоен в столь жестких условиях невозможно. Ведь из всех подвидов путоранский снежный баран живет в наиболее напряженных отношениях со средой. Потому, кстати, он особо уязвим и, я думаю, пожизненно будет в Красной книге, всегда будет крайне редким…  В результате всех долгих, нудных, трудоемких наблюдений удалось описать механизм поведенческих двоен. Он оказался изумителен с позиции адаптации. Смысл в чем: у толсторогов существует четкий механизм, когда дочь, родившая своего первого ягненка (а она еще молодая, бестолковая, ей хочется попрыгать, попастись в компании молодых, еще не рожавших подружек) доверяет своей матери. И умная, опытная самка воспитывает внука. Этот механизм мною как раз и был назван поведенческими двойнями, и это то, что мне посчастливилось открыть. – С человеческой точки зрения этот механизм очень понятен, даже мил... – Очень мил он все же с точки зрения выживания в жесточайших условиях, потому что взрослая самка обеспечивает лучшую защиту – в силу своего опыта. Она-то серьезно относится к своим обязанностям в отличие от своей дочери-балбески. Та тоже станет хорошей матерью, но через годик-другой. – Ваше отношение к толсторогу, по всей видимости, трепетное? – Я изначально специалист по копытным, причем достаточно давно. Моими учителями были ведущие отечественные зоологи. Целая серия блестящих имен. – Сейчас вы плотно толсторогом не занимаетесь? Кто-то принял эстафету? – Да, давно не занимаюсь. В 1995 году я стал директором заповедника “Путоранский”, а после того как ты становишься чиновником, от активной научно-исследовательской деятельности вынужден отойти. Что касается эстафеты… Баранятники – это очень узкая каста. Это по-настоящему сумасшедшие люди, и хороших баранятников, фанатично преданных ovis, не так много. Несколько десятков на весь земной шар. Не исключено, что даже два, от силы три десятка. Это достаточно узкая тема. – А можно сказать, что тема по путоранскому толсторогу вами закрыта? – Никоим образом. Несмотря на то что плато на протяжении последних десятков лет достаточно много исследовалось учеными. У одного только Алексея Анатольевича Романова (орнитолога) пять великолепных монографий, чудесные монографии у ботаников и геоботаников – начиная с великого Норина, памятуя Куваеву, Малышеву, Водопьянову. Да и ныне, слава богу, есть Надежда Васильевна Матвеева. Это все великие доктора, которые оставили блестящие монографии. Тем не менее и по сей день Путораны и вся территория Таймыра – громадное белое пятно, которое ждет новых исследователей. Нужен следующий этап. – Норильчанам известно, что вы еще являетесь большим знатоком мамонтового фаунистического комплекса… – Меня этот комплекс интересует с детства. Недаром говорится, что камни прошлого – ступени в будущее: невозможно понять современную зоогеографию Севера, не зная, что было до нее, что было в плейстоцене, что осталось от плейстоцена и осталось ли… Здесь, пожалуй, уместно будет сказать, что наиболее красивая и имеющая отношение к теме сегодняшнего разговора, отметившая в 2014 году юбилей, форма фаунистического мамонтового комплекса – это овцебык. Потому что овцебык – именно баран, который эволюционно достиг размеров быка и адаптировался в Арктике. И если мы говорим о символе года, то нам, норильчанам, надо помнить не только о действительно фантастически красивом и редком баране – толстороге, но и о напрямую связанном с историей нашего города животном – овцебыке.   Беседовала Лариса СТРЮЧКОВА

Овцебык – тоже баран. В самом лучшем смысле Путоранский снежный баран – красивое и умное животное