Художник – тот, кто придумывает
ТЕАТР КРУПНЫМ ПЛАНОМ
22 ноября 2018 года, 16:14 Фото: Александр ХАРИТОНОВ Текст: Валентина ВАЧАЕВА
|
Это последнее интервью в качестве главного художника самой северной драмы Фемистокл АТМАДЗАС дал “ЗВ” на фоне выставки театральных эскизов и макетов к спектаклям Норильского Заполярного. Новый, 2019 год он встретит в Санкт-Петербурге.
Все спектакли – мои дети – Выставкой я подвел итог тому, над чем мы с Ольгой (Ольга Атмадзас – художник по костюмам. – [b]Авт.[/b]) работали шесть норильских лет… Конечно, есть и еще незавершенные проекты. После ноябрьской премьеры “Гипербореи” в работе у главного художника остались гоголевская “Женитьба” с Петром Шерешевским, премьера которой назначена на 1 декабря, и гофмановский “Щелкунчик” с Тимуром Файрузовым. Проходим с одним из авторов вдоль выставки, на которой представлены образы, созданные художниками к таким разным по жанру, стилистике, настроению и духу спектаклям. Фемистоклу Атмадзасу нравится, как выглядит в его оформлении, например, сценография “Бенефиса Несчастливцева” Анны Бабановой, но своей творческой удачей он считает другую работу норильского периода: – Все спектакли – мои дети. Кто-то легче рождался, кто-то тяжелее… Однако есть объективная реальность: сложился проект или не сложился. Художественное оформление – это лишь часть, а не общее целое. Спектакль состоит из работы режиссера, актеров, всех цехов. Самый наиудачнейший синтез на сегодняшний день – все-таки “Дядя Ваня” в постановке Петра Шерешевского. Его номинирование на “Золотую маску” – лишь подтверждение этой оценки. Идея родилась быстро, почти спонтанно. Он без мучений воплощался. На таком позитиве дожил до премьеры и получил позитивную оценку театральной общественности. – Скоро Петр Шерешевский выпускает гоголевскую “Женитьбу”. Как идет работа? – Как любой творческий процесс: что-то придумывается, что-то отметается, что-то добавляется. Со сценографией все уже понятно: она в работе. Итог увидите на премьере. От режиссера исходит общее решение спектакля. Художник лишь помогает воплотить идею под названием спектакль. Кстати, художниками называют и режиссеров, и музыкантов. Художник – тот, кто способен придумывать, ведь и Гоголь тоже художник – художник слова, причем гениальный, поэтому не может быть неинтересен. Его можно неинтересно сделать… – У команды Шерешевский – Атмадзас неинтересно не бывает... А что со “Щелкунчиком”? – Спектакль находится в процессе придумывания. Сказки делать намного сложнее, так как ты понимаешь, что на спектакль придет не театральная элита, а обычные дети. Их надо удивлять, восхищать, вызывая при этом желательно положительные эмоции, сопереживание героям. Как мы этого добиваемся? Цветом, светом, формой, звуком? Это зависит от решения. И еще очень важный фактор – время. На новогоднюю сказку его выделяется, как правило, очень мало. Плюс скромный бюджет. – У вас уже есть предложения от театра на будущее? – Пока нет, но, думаю, что, уехав, сразу я вряд ли приеду на постановку. Нужна подпитка – Вы сменили на должности главного художника Норильской драмы Михаила Мокрова, учившегося, как и вы, в Академии художеств у Эдуарда Кочергина. – Да. Между мной и Мокровым никого не было. Несмотря на то что мы ученики одного мастера, с Михаилом лично я так и не познакомился. Сейчас он преподает в Академии художеств вместо Кочергина. Кто займет место главного художника после меня – я не знаю. Преемника ищут директор и главный режиссер. – А как нашли вас? – Если вы помните, первый раз я приезжал сюда на постановку “Мистификатора” в 2009 году. Это был совместный с Эдуардом Степановичем Кочергиным проект. Он выступил как художник спектакля, а я был сценографом, то есть я воплощал задуманное здесь. Так мы познакомились с Норильским театром. Директор, Светлана Гасановна Гергарт, сразу предложила мне должность главного художника, но тогда я не был готов ее принять. И только в 2012-м, когда главным режиссером был приглашен Егор Чернышов, согласился на его предложение поехать вместе с ним в Норильск. На тот момент все так сложилось, что было интереснее принять это предложение, чем отказаться от него. Конечно, нельзя сказать, что все эти годы здесь все было сладко, но я не жалею о том, что приехал в Норильск. За шесть лет бывало всякое: и взлеты, и падения. Но в общем все сложилось удачно. Все выжили… А я получил бесценный опыт, работая в репертуарном театре в должности главного художника. Когда ты находишься в свободном полете, то ждешь приглашения. Можешь ждать месяц, два. Потом поехать поработать, вернуться, отдыхать. Здесь помимо творческой составляющей есть обязанности: ты должен приходить в театр в определенное время и находиться там, пока работают цеха. Ты уже не полностью свободен. Это, считаю, и важно, и полезно. – Как вы реагировали на приезд приглашенных в театр художников? Я с большим уважением отношусь к работе своих коллег. Если что-то не нравится, стараюсь дождаться окончательного результата. Даже как художник я могу не уловить, что пытается делать такой же художник. Предметно разговаривать с ним позволительно только по итогам. Не помню, чтобы что-то из сделанного моими коллегами в театре мне кардинально не нравилось. Во всех работах было больше хорошего и положительного. Я радовался приезду всех, но их было мало. На постановку “С любимыми не расставайтесь” и “Филумены Мартурано” приезжал Коля Чернышев. Мы с ним были знакомы и раньше. Андрей Тимошенко ставил с Тимуром Файрузовым “Ночь перед Рождеством”. Они не забирали у меня работу, а немножко разгружали меня и Ольгу. Плюс это была еще и творческая подпитка. Один из поводов, по которому стоит уезжать из Норильска, – то, что, находясь здесь, сложно что-то увидеть, а художнику надо визуально питаться. Когда ты находишься в прямом и переносном смысле в изоляции, питаться сложно. Одной рыбой, олениной и снегом сыт не будешь. Время покажет – Будете вспоминать Норильск? –Все, что ярко, незабываемо. Дымящие трубы – незабываемо. Сказать, что это красиво… Можно, конечно, увидеть в этом красоту, но пугающую. Пожалуй, буду вспоминать тундру с ее неповторимым ландшафтом: в других местах такого нет. Северное сияние. Наверное, его можно увидеть и в Финляндии, но… – Отразилась ли специфика места на сценографии норильского периода? – Тундра была в “Бенефисе Несчастливцева” по Островскому. Я уже говорил, что мне вообще нравится то, как выглядит этот спектакль. Не обошлось без местной специфики в “Норильских анекдотах”. В “Жди меня” вообще декорации выполнены из крыш, сорванных с норильских домов ураганом. Когда перед поездкой на фестиваль встал вопрос о том, чем их можно заменить на месте, чтобы не везти с собой, на их защиту встал Роман Романов, директор московского Музея ГУЛага. Он был у нас на спектакле. Так вот, он сказал, что в случае замены художественное оформление потеряет всю свою ценность. Даже если точно такие листы будут найдены в другом месте. Энергетически и психологически это будет другое. Этот материал жил здесь, пусть позднее, но все равно он впитал этот воздух, это небо, эти газы. А полиэтиленовые пакетики в сценографии “Дяди Вани” Петра Шерешевского... Это, так скажем, актуальная реальность Норильска. Режиссер, когда впервые приехал сюда, как раз застал оттепель – время, когда сильный ветер высвобождает из-под гнета эти “подснежники”, пакетики бурлят, кружат в воздухе. Для кого-то это неприятное ощущение, мусор, а для нас – художественный образ. – С кем из режиссеров планируете поработать на новом старом месте? – Хотелось бы поработать с мэтрами, но они кажутся сейчас недосягаемыми: и Могучий, и Фокин, и Туминас. Это те имена, к которым хочется стремиться, равняться на них. Интересно попробовать ставить спустя время с теми, с кем начинал. Сейчас это матерые режиссеры. Я был первым сценографом и у Мити Егорова, среди первых – у Семена Александровского и у Марата Гацалова. Это я перечислил только тех, кто в этом году номинировался на “Золотую маску”. После шести лет в Норильске я понимаю, что свою творческую биографию в Питере придется начинать почти сначала. Все же в Норильске я находился в некоторой изоляции, на достаточно солидной дистанции от бурной театральной жизни, работал на постоянной основе только с двумя режиссерами. Остальные – залетные. Хотя, может быть, когда-нибудь я решу, что это был самый счастливый период в моей творческой биографии. Время покажет. |
0 | Твитнуть |