Понедельник,
24 июня 2019 года
№6 (4675)
Заполярный Вестник
Экстрим по душе Далее
С мечом в руках Далее
В четвертом поколении Далее
«Легендарный» матч Далее
Лента новостей
15:00 Любители косплея провели фестиваль GeekOn в Норильске
14:10 Региональный оператор не может вывезти мусор из поселков Таймыра
14:05 На предприятиях Заполярного филиала «Норникеля» зажигают елки
13:25 В Публичной библиотеке начали монтировать выставку «Книга Севера»
13:05 В 2020 году на Таймыре планируется рост налоговых и неналоговых доходов
Все новости
Да, тетя, искусство в большом долгу
СВОЙ ВЗГЛЯД Ольги ЛИТВИНЕНКО
22 марта 2012 года, 10:26
Есть ли в музеях вменяемые люди?
Фраза, принадлежащая теще Игоря Губермана, – “Лучше десять раз услышать слово “жопа”, чем один раз слово “духовность” – стала фольклором не случайно. Любой нормальный человек интуитивно понимает: “духовное” далеко не всегда требует придыхания и патетики. А для кого-то и вовсе не все то лебедь, что над водой торчит.
К области духовного справедливо относится искусство. И о нем тоже родилось немало шуток. Например: “Что висит на стене – живопись, что можно обойти сзади – скульптура”. Или: “Музеи – это кладбища искусства”. Или: “От одного вида музея ноги подкашиваются от усталости”.
Подобные шутки создают естественный противовес той форме, в которой нам привыкли преподносить все “эстетически содержательное”, а также “подлинно прекрасное и значительное”.
В школьные годы (они у меня пришлись ровно на 80-е) одними из самых невыносимых мероприятий были экскурсии в музеи и галереи. Я и мои сверстники маялись от скуки, слушая монотонную речь экскурсовода. Потом, как многие дилетанты, я любила повторять банальную красивость: “В черный квадрат, как в черную дыру, провалилось искусство”.
В одном из фильмов есть такая сцена. Школьников привели в богатейший музей. Огромные залы, признанные шедевры на стенах. И вот группа перед полотном великого художника, экскурсовод (с придыханием, да) вещает: “Эту картину автор написал в один из переломных периодов своего творчества, она знаменует переход  от неоднократно опробованного метода к новому…” И дальше в том же духе (точность не гарантирую, передаю смысл). Школьники, конечно, не слушают, галдят и вообще ведут себя как обезьяны в зоопарке. В отчаянии экскурсовод выпаливает: “Ладно, тогда так! Эта картина стоит тридцать миллионов долларов”. Мгновенная тишина – и интерес в глазах.
Я не к тому, что заинтересовать предметом искусства можно, только назвав его материальную (что тоже спорно и конъюнктурно) цену. А к тому, что неподготовленного зрителя не увлечешь искусствоведческой терминологией. Нельзя нефизику рассказывать о свойствах квантованных полей языком фундаментальной науки.
Мне повезло – нашлись люди которые вовремя объяснили пресловутый смысл “Черного квадрата”. Эта картина, как выяснилось, завершала выставку Малевича. Была последней составляющей, как сказали бы сейчас, визуального ряда, рассчитанного на строго последовательное восприятие. И только так можно было прочувствовать гениальность этой работы. А гениальность в том, что “Черный квадрат” стал абсолютным символом условности искусства.  
После этого я надолго увлеклась живописью.
К счастью, есть те, кто понимает, что если искусство должно быть востребовано как можно большим количеством людей, то не надо превращать его в принадлежность касты, позиционировать как что-то недоступное всеобщему пониманию и непременно элитарное. Музеи должны быть не “кладбищами”, а местами более или менее активного посещения.
Эту мысль неоднократно озвучил человек, который недавно приезжал в Норильск на фестиваль “СЕВЕР.док”, директор питерского музея современного искусства “Эрарта” Михаил Овчинников. Встреча с ним, организованная в медиакомпании “Северный город”, доставила всем, кто на нее пришел, настоящее интеллектуальное удовольствие. За три часа разговора никто не заскучал, не стал зевать, и каждый проникся стойким желанием при случае посетить “Эрарту”. Все были очарованы и воодушевлены. Хотя далеко не каждый имел непосредственное (профессиональное) отношение к музейно-галерейному делу.
“Эрарте” всего полтора года, но это крупнейший негосударственный музей современного искусства в России и одно из самых посещаемых культурных мест Санкт-Петербурга – города, который сам по себе сплошное “культурное место”. В музее широко используют современные технологии – к примеру, изоанимацию (показывают мультфильмы по мотивам живописи, “ожившие картины” – расчет на совсем юного зрителя). Здесь есть ресторан и Интернет для всех желающих (расчет на то, что в музее можно провести весь день, и он даже открыт до 22 часов, тогда как большинство питерских культурных площадок – до 18.00). Здесь проходят мастер-классы, театральные постановки и даже дискотеки. Кстати, одна из таких дискотек была беззвучной: люди танцевали в наушниках, каждый со своей музыкой в плейере. Со стороны это смотрелось как невероятная живая инсталляция. Словом, “Эрарта” ориентирована на максимально возможную аудиторию. “Музей – это место, где все время должно что-то происходить”, – считает Михаил Овчинников.
И действительно происходит. Активное вовлечение посетителей  в жизнь музея сделало “Эрарту” по-настоящему популярной. В какой-то момент сюда, как к Вечному огню, даже стали приезжать свадьбы. Это быстро превратилось в традицию. “За год у нас побывало около 200 свадеб, – рассказал Михаил Овчинников. – Мы сами были страшно удивлены, когда вдруг увидели подъезжающие свадебные лимузины, из них стали выходить, подниматься в музей и  фотографироваться молодожены и гости. Поначалу нам было смешно, потом мы испугались: может, это чья-то злая шутка? А потом задумались: не предложить ли уже какой-нибудь специальный сервис”.
Вот он, пример того, как надо нести искусство в массы: не прогнать из “храма”, дабы не оскверняли, а “предложить сервис”.
То, что в “Эрарте” нет привычных музейных смотрителей (о господи, бабушек в шалях), у кого-то вызвало непонимание. Михаилу Овчинникову тут же привели в пример один крупный заграничный музей, где тоже нет смотрителей и (ужас-ужас!) “в Рафаэля пальцами тычут”, хотя на него дышать нельзя. “Мы доверяем своему зрителю”, – ответил на это (так и хочется употребить слово “подвижник”) Михаил Овчинников.
И доверие пока не подводило. Даже после таких массовых мероприятий, как Музейная ночь или само открытие “Эрарты”, когда в музее находилось больше пяти тысяч человек и в какой-то момент движение на лестницах попросту остановилось – образовалась пробка, – нигде не осталось ни царапины.
Для тех, кто еще не в курсе, поясню, что немного странное название “Эрарта” совмещает в себе два слова: “эра арта”. Чувствуется в нем и отсылка к Эрате – одной из девяти муз, покровительнице лирической поэзии.
Впрочем, про Эрату я домыслила сама. Что, как говорит Михаил Овчинников, вовсе не возбраняется: восприятие – штука индивидуальная. Особенно когда речь идет об искусстве. Этому был и наглядный пример. Показывая нам картины из коллекции музея (их фотопроекцию на экране), Михаил Овчинников отметил работу одного из своих любимых художников Рината Волигамси. На ней в стиле монохромной военной фотографии 40-х годов изображены семь солдат, у каждого из которых в губах – зажженная сигарета. И только когда нам сказали, что картина называется “Большая Медведица”, мы увидели, что огоньки от сигарет образуют хорошо всем известный звездный ковш. Кто-то заметил: “А я думал, что это как бы следы от пуль”. “Тоже вариант”, – без ложного снобизма согласился Михаил Овчинников. Хотя сам художник, возможно, и не подразумевал такого толкования.
А после встречи одна из коллег на мой вопрос: “Ну как?” – ответила: “Наконец-то я встретила вменяемого человека от искусства”.
0
Горсправка
Поиск
Таймырский телеграф
Норильск