WAP
PDA
По своей воле
НА ВСЕ ВРЕМЕНА
|
18 августа 2016 года, 15:20 Текст: Валентина ВАЧАЕВА
|
90 лет исполнилось 2 августа 2016 года металлургу-исследователю Александру Смирнову.
| Почти семь десятилетий назад, в 1947-м, студентом четвертого курса Московского института цветных металлов и золота Александр Смирнов приехал в Норильск на практику. Сложная и многообразная схема металлургического производства Норильского комбината и перспективы его развития так заинтересовали подопечного известнейшего ученого и практика отечественной цветной металлургии профессора Цейдлера, что после защиты дипломного проекта Смирнов добился распределения в Норильск. Кстати, темой проекта была рудно-термическая плавка медно-никелевой руды и получение файнштейна. С ломиком и кувалдой В Норильск на работу (с семью однокурсниками) дипломированный металлург приехал в начале августа 1948-го и был отправлен помощником мастера смены в ватержакетное отделение плавильного цеха Большого металлургического завода, как тогда назывался никелевый. Через год он был уже начальником смены плавильного цеха, в ведении которого находилось многоэтажное хозяйство с множеством отделений. По воспоминаниям юбиляра, ему часто приходилось браться за ломик и кувалду, чтобы вместе с товарищами сбить верховые настыли в ватержакетах, а по ночам, почему-то чаще всего, ликвидировать прогары кессонов. Перед пуском медного завода, летом 1949 года, молодого инженера вместе с группой рабочих направили на Урал для освоения медеплавильного производства. Как вспоминает Александр Смирнов, по возвращении на комбинат они приняли участие в строительстве основных агрегатов медного завода, в их сушке и разогреве: – Набивка подины отражательной печи велась более месяца вручную круглосуточно в две смены бригадами заключенных Горлага (статья 58 с “букетом” пунктов от 1а до 11) по 200–250 человек в смену. Набивали увлажненной смесью дробленого динаса несколько фракций с огнеупорной глиной слоями в несколько сантиметров. Уплотнение слоев осуществлялось ручными трамбовками. В дневную 12-часовую смену работой руководил мой однокашник Сикулер, в ночную – я. В бригадах преобладали западные украинцы, но было много латышей, литовцев и даже японцев. Перед пуском завода Смирнова по его просьбе поставили мастером конвертерного отделения. В свою смену он набрал работавших с ним на никелевом западных украинцев из Горлага. Весной 1950-го молодого специалиста перевели на должность начальника отделения уже работающего завода. По воспоминаниям Александра Сергеевича, обстановка в цехе тогда была тяжелой и требовала постоянного круглосуточного присутствия руководства цеха и отделений: – Спал я обычно на диване в кабинете главного инженера завода Николая Акимовича Киселева. Вдобавок ко всему в это время заключенных Горлага (политических) на заводе заменили на заключенных-уголовников, которые не имели никакого опыта работы в цехе, что еще больше усугубило ситуацию. Начались воровство, грабежи… Позднее обстановка на заводе нормализовалась, но я к тому времени уже работал в ОМЦ – опытном металлургическом цехе. В “центре всех исследований” ОМЦ был создан еще при Завенягине. По определению его первой начальницы Ольги Лукашевич, как “центр всех исследований, по всем вопросам, всех предприятий Норильска”. Ученику Цейдлера там было самое место. С первых дней начальник пирометаллургического отделения начал изучать отчеты ОМЦ по научно-исследовательской работе за предыдущие годы. Важной проблемой на начало 1950-х было повышение извлечения кобальта из файнштейна в конвертерные шлаки, различаемые как рядовые и кобальтовые. Все работы по кобальту осуществлялись под руководством начальника ОМЦ Федора Трифоновича Киреенко. В пирометаллургическом отделении в то время работал представитель старой инженерной школы, ссыльный инженер-металлург Владимир Котов, участвовавший в организации советской черной металлургии. В это же время, в 1951–1953 годах, до своего освобождения из Норильлага в ОМЦ проблемой очистки никелевых растворов занимался ученый-химик с мировым именем Алексей Баландин. В 1952-м Сергей Смирнов уже был назначен главным инженером цеха и запомнил ученого как человека явно не от мира сего. – На вид ему было 55–60 лет. ( В 1953-м Баландину исполнилось 55. Умер ученый в 1967 году. – Авт.). Он выглядел физически слабым и неловким, плохо видел. Конечно, жизнь в суровых лагерных условиях была для него тяжелейшим испытанием. Все мы в цехе были к нему максимально предупредительны. Работавшие в ОМЦ рабочие-заключенные и в лагере, и по пути в цех и из цеха оберегали его, как ребенка. Был случай, когда один из наших рабочих, грузин, имевший на счету несколько убийств, защитил его от нападения уголовников. По признанию Александра Смирнова, то, с каким великим человеком его свела судьба в ОМЦ, он по-настоящему понял намного позже. А тогда академик Баландин прямо в цехе безо всяких конспектов читал для вольнонаемных специалистов, работавших над диссертациями, лекции по физической химии и химической термодинамике. Александр Смирнов поступил в аспирантуру на кафедру тяжелых металлов своего института в 1954-м. За год до поступления он вернулся на должность начальника пирометаллургического отделения, чтобы заняться проблемами никелевых шлаков медного завода. В аспирантуре он провел исследования по этой теме. Причем научным руководителем аспиранта Смирнова был профессор Ванюков-старший, а после его смерти, в 1957-м, исследования продолжились в Норильске, в опытном цехе и на медном заводе, уже под руководством Ванюкова-младшего, автора технологии ПЖВ. Через десятилетия Александр Сергеевич Смирнов напишет, что тогда “в связи с улучшением качества рядовых конвертерных шлаков резко сократились потери металлов в отдельных шлаках отражательной плавки, выход шлака анодных печей, содержание никеля в черновой и анодной меди. Одновременно был разработан и запатентован способ размыва в конвертерах и других агрегатах ферритных настылей с полной очисткой футеровки”. И добавит: “Ах, если бы мы владели всем этим при освоении плавцеха медного!” Результаты этой работы были опубликованы в журнале “Цветные металлы” и бюллетене “Цветная металлургия”, но технология получения жидких никелевых шлаков на медном не нашла применения на практике. Кандидатскую диссертацию Смирнов защитил в 1965-м, а через четыре года уехал из Норильска. Одной из причин стал отказ от внедрения технологии жидких никелевых шлаков на медном. Только через 13 лет, в 1982-м, работа была продолжена и привела к положительным результатам. – К этому времени прошло 20 лет с начала первых испытаний, – вспоминает Александр Сергеевич. – Я уже не работал в Норильске, но был командирован Министерством цветной металлургии на конвертерный передел плавцеха №2 Надеждинского металлургического завода для улучшения показателей передела по качеству никелевого шлака и черновой меди. Жидкий никелевый шлак в существовавших тогда на НМЗ условиях получить было невозможно из-за пониженной (по ряду причин) температуры процесса. Однако добавки извести при варке меди способствовали тому, что никелевый шлак получался твердым и легко высыпался из конвертера, не образуя настылей, а черновая медь не имела включений шлака. В феврале 1982 года, на 41-й день пребывания Смирнова на “Надежде”, техническое совещание приняло к внедрению новую технологию. Железный брак В Москву в 1969-м Александр Смирнов уезжал не один, а с женой и двумя сыновьями. Женился он в 1951 году и с тех пор свои юбилеи празднует в один год со свадебными. В 2016-м Смирновы отметили редкую по нынешним временам железную свадьбу, как называют 65-летие совместной жизни…Брак и любовь длиной в шесть с половиной десятилетий считаются железными. Лидия Гришина приехала в Норильск в 1943 году. Ее семья, жившая в Украине, была репрессирована и выслана в Красноярский край еще в 1930-м. По окончании 7-го класса в Енисейске девушку мобилизовали в школу ФЗО, после которой она работала в очистном отделении Большого электролитного завода (цеха). Затем окончила местный горно-металлургический техникум (это был второй выпуск). Летом 1948-го строительство Большой обогатительной фабрики продолжалось, но выпускников зачислили в штат БОФ. Лидия Гришина начала работать на подсекции для переработки богатой руды. Когда та простаивала, приходилось трудиться флотатором на основной секции, что позволило хорошо освоить технологию и достаточно уверенно управлять процессом флотации. В 1951-м сменного мастера-технолога второй секции назначили начальником смены главного корпуса, и в этот же год Лидия Гришина сменила фамилию. – С декабря 1950 года я стала работать сменным мастером-технологом второй секции, а еще почти через год – начальником смены главного корпуса. Здесь трудились примерно 150 человек. Половина из них – заключенные, бытовики и уголовники. Работа на фабрике для них считалась привилегией, тут зимой было тепло. Отношения у нас были нормальные, мы не боялись их, хотя гоняли, когда они уходили в подвал “под флотацию” поспать ночью на теплых трубах. Мерой воздействия на них бывала угроза лишения зачетов. Я по молодости иногда применяла эту меру, о чем сейчас очень сожалею. Свою свадьбу молодые отметили в комнате друзей в общежитии ИТР (которое через несколько лет было превращено в детскую поликлинику) на Октябрьской площади позади будущего магазина “Сияние” и поначалу жили каждый в своем общежитии. Первая их комната была в том же общежитии ИТР. Перед рождением первенца (в октябре 1953 года) Лидия Георгиевна уехала в Москву к свекрови и после рождения сына, пока муж учился в аспирантуре, работала на кафедре обогащения этого же института. По ее словам, эти два с половиной года привили обогатителю вкус к лабораторным исследованиям и помогли в последующей работе на БОФ и много позже – на кафедре геотехнологии Московской геолого-разведочной академии, где Лидия Георгиевна трудилась, между прочим, до 80 лет. Первым норильским адресом Смирновых без слова “общежитие” стала ул. Комсомольская, 24. Интересно, что соседом по коммуналке оказался их однофамилец – репрессированный геолог Михаил Федорович Смирнов. (Возможно, это соседство в дальнейшем сыграло роль в выборе профессии Смирновыми-младшими.) По возвращении в Норильск после окончания аспирантуры глава семьи продолжил работу в ОМЦ, переименованном в 1958-м в ГМОИЦ, а Лидия Георгиевна перешла в НИОЛ. В Норильской опытно-исследовательской лаборатории она занималась определением оптимальных условий флотационного обогащения руды и проработала там до февраля 1968 года. Когда родился второй сын, семья окончательно сменила норильскую прописку на московскую. Родившиеся в Норильске Пять лет назад в родной город вернулся старший сын Александра Сергеевича Смирнова – Сергей. Геоморфолог, выпускник географического факультета МГУ Сергей Смирнов после университета 10 лет занимался арктическим шельфом России. Перерыв на Москву случился в перестроечное время, а потом снова Север, мерзлотная станция в Игарке, откуда, по его выражению, до родины на теплоходе несколько часов… – Пять раз плавал туда и обратно и в 2011-м остался в Норильске, где еще живут мои одноклассники. Их немного, но они есть. На родине геоморфолог работал сначала экологом, потом перешел в полевые геологи: – Работа живая, и мне нравится. Об отце-юбиляре старший сын отзывается с величайшим почтением. – Мальчишкой он чуть не погиб в эвакуации, голодал, учился и работал и снова много и самоотверженно работал, вырастил двух сыновей, пережил перестройку и при этом сохраняет активное отношение к жизни и прекрасную память. Сергей Смирнов рассказал “ЗВ”, что в Москве отец работал в металлургическом отделе Госплана СССР. К тому времени он входил в десятку лучших пирометаллургов Советского Союза и вместе с группой таких же специалистов часто приходил на выручку предприятиям, нуждающимся в помощи. – Они ехали на завод и сидели там до тех пор, пока не решали проблему. Так это было в 1982-м в Норильске. После Госплана Смирнов-старший заведовал сектором в “Цветметинформатике”. Сын помнит, что дома он всегда что-то писал и считал за обеденным столом, заваленным бумагами, выполняя работу, накопившуюся за время командировок… – Когда после выхода на пенсию он ушел из своей любимой металлургии, причем очень резко, я у него не спросил, почему. Могу только догадываться. Но и на пенсии он не сидел, да и сейчас не сидит без дела. Работал плотником на оборонном предприятии… Потом занялся садоводством и огородничеством, не забывая при этом об экспериментах. Так он скрестил яблоню с черноплодкой. И ведь все получилось. И получается. Младший Смирнов, Дмитрий, у которого местом рождения тоже значится город Норильск, после окончания Московского университета геодезии и картографии занимается морем и, по словам брата, уже “облетел весь свет, исплавал все моря и океаны”. Известно, что юбилей главы семейства Смирновы отметили в кругу родных и близких. Возможно, о том, как это происходило, мы прочтем у Сергея Смирнова. Полевой геолог в миру в литературе известен под именем Сергея Бажутина (фамилия прадеда по отцовской линии). Пишет давно. – Рассказы и повести публиковались в чукотских и норильских газетах и альманахах, в красноярских журналах “День и ночь”, “Енисей”, – написано на его странице в Интернете. А “ЗВ” Смирнов-писатель рассказал, что составил из своих повестей и рассказов книгу и отправил ее в издательство. То самое, что публикует серию воспоминаний “О времени, о Норильске, о себе”, откуда и почерпнута основная информация о юбиляре. |
Со старшим сыном Сергеем. 1960 г. 
Аспиранты отца и сына Ванюковых (сидят в центре). Александр Смирнов (стоит крайний слева) 
Александр Смирнов проводит опытную плавку печи Грамолина в печном зале ГМОИЦ. 1950-е |
| 0 | Твитнуть |
