WAP
PDA
Ваш Н. Козырев
СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ “ЗВ”
|
3 апреля 2013 года, 16:30 Текст: Сергей ЩЕГЛОВ
|
Первые материалы о Николае Козыреве мне удалось опубликовать еще при его жизни.
| В декабре прошлого года газета опубликовала главы из новой книги Сергея Щеглова-Норильского об Урванцеве. У писателя близится к завершению работа над еще одним изданием – о прославленном астрономе и астрофизике Николае Козыреве, с которым в начале сороковых годов прошлого века он отбывал срок в Норильлаге.
В статьях шла речь о научных открытиях Козырева. Информационным поводом для появления этих публикаций стали ссылки на то, что ученый некоторое время работал в Дудинке и Норильске. Тогда о подробностях жизни репрессированных распространяться не рекомендовалось, и спасибо тогдашним редакторам “Заполярки” Валентине Дмитриевне Мартыновой и Григорию Тимофеевичу Неткачеву, что отважились поместить мой материал. Как попал в Заполярье исследователь Юпитера и Венеры? Что делал в Дудинке и Норильске? Читателю об этом приходилось только догадываться. Возвращение на орбиту Первое мое знакомство с его научными изысканиями состоялось в мае 1952 года. Я тогда выписал из Москвы в Норильск Сборник трудов научного совещания по вопросам космогонии, проведенного в Москве 16–19 апреля 1951 года отделением физико-математических наук АН СССР. В совещании участвовало более трехсот астрономов, астрофизиков, геофизиков, геохимиков, геологов. В центре совещания было обсуждение доклада О.Ю.Шмидта “Проблема происхождения Земли и планет”. Всенародный авторитет этого человека – одного из покорителей Арктики, возвысившегося теперь до всемирного научного уровня по главным вопросам физики и философии, был для меня неоспорим. А участие в собрании светил астрофизики и астрономии бывшего заключенного Норильлага было таким же прорывом, как и неожиданные публикации в Москве повестей норильского зека, а потом ссыльного писателя Алексея Гарри. Люди, отбывшие заключение по пятьдесят восьмой статье УК, воспринимали возврат в научную или литературную деятельность как проявление справедливости. Когда тебе постоянно на каждом шагу талдычат, что ты до конца дней своих изгой, обзывают фашистом, врагом народа, появление твоих солагерников в нормальной гражданской жизни – серьезная моральная поддержка, дающая надежду: а вдруг и тебе улыбнется фортуна? Доходили же до нас подробности того, как повезло бывшему зеку по пятьдесят восьмой Василию Ажаеву, написавшему роман “Далеко до Москвы”. Роман был не только опубликован, но и получил Сталинскую премию за новизну темы. А отражал он жизнь и труд людей в таких же условиях, как и в Норильске. О лагере там не было ни слова, но все детали и подробности свидетельствовали, что книга о нас! К тому времени Козырев уже несколько лет как был свободен и даже допущен к прежней научной работе. С каким же жадным интересом читал я его выступления, где он говорил о Юпитере и Сатурне, демонстрируя коллегам выведенные им формулы по соотношению светимости звезд и их массы. Вот, вернулся человек к главному делу жизни, может вновь в полную силу работать в науке… Жили в одном бараке Живя и работая в Норильске, я не делал попыток узнать что-либо о Козыреве. Лишь после выезда в 1961-м спохватился и стал посылать запросы норильчанам, с середины пятидесятых годов рассеянным по городам и весям страны. Начал с моих друзей-ветеранов: Урванцева, Шамиса, Зинюка, Яхонтова, Фугзана, Иванова. Помог Иосиф Адольфович Шамис, хранивший в голове целую картотеку сведений о раннем Норильске. В августе 1969 года он прислал из Москвы письмо, где было написано, Козырев в Норильске был: “Мне даже мерещится его фигура: стройный, подтянутый, тонкое лицо, гладкие, седоватые слегка волосы, причесанные на пробор…” Мерещится… И больше ничего? Откуда же такие подробности внешнего облика? Иосиф Адольфович обещал поспрашивать у знакомых ветеранов Норильска, живущих в столице. Мне советовал написать Киму, Снегову-Штейну, Гумилеву. Я знал, где живет Сергей Штейн. Почти с первых месяцев, как он в 1961 году поселился в бывшем Кенигсберге, мы переписывались. И как раз накануне того дня, когда Шамис послал мне письмо с повторным советом запросить Снегова о Козыреве, Сергей Александрович одарил меня письмом, в котором сообщал, что хорошо знаком с Николаем Александровичем Козыревым: – …В 41–43 годах жили в одном бараке, койками напротив. Он организовал на БМЗ пирометрический пункт, который передал мне, когда я стремился уйти из ОМЦ (опытно-металлургический цех), а он – в геологи. Я расширил этот пункт. Сезам, откройся! В один из вечеров я заказал телефонные переговоры с Ленинградом (тогда существовала система заказов через телефонисток). “Номер не отвечает”, – сообщила мне “девушка”. Только на третий вечер, после столь же бесполезной попытки дозвониться телефонистка спросила: “А кто вам нужен?” – “Козырев”. – “Выясним через справочное”. В итоге я получил совершенно другой номер козыревского телефона. Еще три вечера неудачных попыток, наконец после ставшего традиционным: “Ваш номер в Ленинграде не отвечает” – слышу: “Говорите, у телефона Козырев”. И вслед за тем – неожиданно молодой, высокий, приятного тембра голос: “Слушаю”. “Николай Александрович?” – еще не верится мне. “Да”. Называю себя, напоминаю о письме. “Что-то не помню”, – раздается в ответ. В нескольких словах повторяю мартовский запрос: “Ах, да, – слышу из трубки, – теперь припоминаю. Да, был я в Норильске и Дудинке. С тридцать девятого по сорок пятый. Но я вам не ответил – видите ли, не очень приятно вспоминать о том, как скалывал лед с бортов ледокола или долбил мерзлую землю. Я ведь был там заключенным”. – “Я об этом знаю, – сказал я. – И все же очень хотелось бы, чтобы вы немного сообщили о своей жизни в Норильске. Вы ведь, надеюсь, были потом реабилитированы?” – “Разумеется”. – “Что же касается тогдашнего вашего положения, то я вас очень хорошо понимаю – сам был в таком же”. Сезам, откройся! Оживился молодой голос, наполнился интересом к собеседнику: “Вот как! А в какие годы вы там были? Где работали?” Я коротко ответил и поспешил вернуться к цели беседы. Чтобы помочь собеседнику, напоминаю: “Николай Александрович, мне рассказывали, будто вы работали в геологическом управлении комбината”. – “Да, некоторое время работал. Видите ли, были в нашей тогдашней жизни своеобразные взлеты и падения. Вот в один из взлетов я и оказался у геологов. Что-то там чертил, делал какие-то расчеты”. Закончил я разговор повторением своей просьбы – написать для газеты Норильска хотя бы страничку воспоминаний. Обещал, что, прежде чем посылать в редакцию, непременно покажу ему и без разрешения не опубликую. Николай Александрович согласился, записал мой адрес, и мы распрощались. “Так было бы нечестно” Знакомство по телефону – слишком малая веха в изучении биографии человека. Но самое досадное: обещание свое Николай Александрович не выполнил. Месяца через два я оказался в Ленинграде. Позвонил Козыреву. Мальчишеский голос ответил, что его нет дома. “А кто это говорит?” – поинтересовался я. – “Его сын”. – “Как же тебя звать?” – “Федя”. Оказалось, что трое суток назад профессор уехал в Подмосковье, в санаторий, вернется не раньше, чем через месяц. Минуло еще несколько недель, ответ так и не пришел. Я обработал все, что знал о Козыреве, придал форму и размеры газетного очерка и отправил… Нет, не в “Заполярную правду”, а Николаю Александровичу в Ленинград. И получил ответ. “05.02.70 Глубокоуважаемый Сергей Львович, спасибо за ваш очерк. Мне понравилось, как вы его написали, и все вполне корректно. Хорошо получилось, что Дудинка и Норильск упоминаются вами кратко. Эта краткость звучит многозначительно, как это и должно быть. Прошу извинить меня, что я после разговора с вами по телефону не выполнил вашего пожелания написать самому о том времени. Но, подумав, я понял, что отделить то, что я там делал, от всей обстановки нельзя. Получилось бы неправильное впечатление, и делать так было бы нечестно. Еще раз благодарю за ваш очерк. Ваш Козырев”. ...Четырнадцать лет пробежало с тех пор, как получил я последнее письмо от Николая Александровича. Будучи в Ленинграде в феврале 1984 года, решил повидаться с профессором. Но чего судьба не предусмотрела, ты на то не рассчитывай. Позвонил по старому телефону, и мне сказали, что Козыревы здесь не живут. В справочном бюро получил известие: Козырев Николай Александрович, уроженец Санкт-Петербурга, 1908 года рождения, проживал на Московском проспекте, 206, кв. 6, умер в 1983 году. |
| 0 | Твитнуть |
