С большим успехом прошел на сцене Драматического театра в рамках проекта «Норильские сезоны» спектакль «Сублимация любви» в постановке театра под руководством Олега Табакова. Любимый в народе актер, художественный руководитель МХТ им. А.П.Чехова Олег Табаков рассказал «Заполярному вестнику» о себе в театре и о театре в себе.

Актеры – это одна семья – Пятьдесят три года я работаю как профессиональный актер. И все эти годы люди, с которыми я встречаюсь, бывают добры ко мне. Это свидетельство, наверное, только одного: я редко их разочаровываю. Хотя на протяжении 53 лет делать это нелегко. Наверное, дело в том, что я по любви занимаюсь своим делом. Когда человек в моем возрасте делает такие заявления, выглядит это, возможно, несколько инфантильно. Но еще у царя Соломона была такая запись: «Человек должен быть счастлив тем, что он делает». И в этом смысле моя профессия – моя судьба. Роли в театре распределяю я. В «Сублимации» выбрал себе роль пожилого депутата, потому что я пожилой человек, со всеми сопутствующими людям этого возраста процессами. Хотя в жизни я гораздо более успешен как мужчина. Не все я еще знаю так буквально, как об этом рассказывается в пьесе. Но о чем-то можно догадаться, что-то дофантазировать. Это попытка рассказа о людских поисках и заблуждениях, ну и о страстях человеческих. Спектакль сделан по вполне коммерческой пьесе, и, я думаю, у него есть определенные достоинства. Особенно если учесть, что он шел уже более двухсот раз. Режиссером спектакля является мой ученик, а ныне очень известный канадский режиссер Александр Марин. Так что в некотором роде это семейный подряд. Когда встречаются люди, которым интересно друг с другом, это дает результаты в любом ремесле. Мы все единомышленники, семья. И художник Саша Боровский, и режиссер Саша Марин, и переводчик пьесы. Конечно, и мы, три актера – Табаков, Зудина и Егоров. Спектакль идет одним составом уже несколько лет. Этот спектакль жив в первую очередь потому, что он лирическим, искренним, человеческим способом рассказывает о несовершенстве человека.   Кот Матроскин всея Руси – Зрители по-прежнему балуют меня. Когда я выхожу на сцену, меня встречают аплодисментами еще до того, как я начал играть. Не много артистов, которых встречают так. Получается, зрители за что-то меня благодарят. Не так давно в Тольятти был курьезный случай на гастролях. Мы играли спектакль «На всякого мудреца довольно простоты». Когда аплодисменты чуть-чуть стихли, девочка, сидевшая в первом ряду между папой и мамой, вдруг завопила на весь зрительный зал: «Мама, посмотри, он живой!» В этот момент трезво оцениваешь и себя, и текущий момент. – Неужели кота Матроскина девочка признала? – Ну а почему бы и нет? Я не считаю, что Матроскин плоше Василия Ивановича Чапаева. Василий Иванович кратковременно помогал народу, а Матроскин – тот задержался. Сейчас, кстати говоря, делаем продолжение историй про Простоквашино. Первый фильм – минут двадцать экранного времени – я уже озвучил. Всего мультфильмов выйдет на полнометражный фильм. Мультипликация очень долго делается, так что сказать, когда будет премьера, пока не могу.   Печенеги больших и малых театров – Какую свою роль люблю больше всего? Это схоластический вопрос. У меня пятеро внуков. Кого из них я больше люблю? Может быть, того, кто младше, или того, кто болеет в данный момент. Роли, их, видите ли, можно делить по какому-то другому признаку. Вот за эту заплатили больше, а за эту звезду пожаловали на погоны. У меня есть несовершенные роли. Только в кино сыграно более ста ролей. И, если со строгостью к себе относится, огрехи случались. У меня в 29 лет инфаркт был, и получил я его заслуженно. За девять лет, предшествующих инфаркту, снялся более чем в сорока фильмах. Господь был милостив, я не испугался и вернулся в строй. Но с тех пор перестал тратить себя на то, что мне не интересно: берусь только за то, за что полностью отвечаю. И если говорить о коэффициенте полезного действия, то он у меня много больше, чем у паровоза. Я считаю себя в большей степени театральным артистом. Кино – это ничейная территория, на которую я совершаю набег. Помните, как половцы или печенеги. И возвращаюсь иной раз, так сказать, с добычей. Как римляне говорили, иногда со щитом, иногда на щите. А театр – это моя жизнь. Тот маленький театр, который к вам приехал, состоит, по сути, из пяти групп моих учеников. Я учил этих людей в расчете на то, что буду с ними играть. А когда что-то делаешь для себя, ты делаешь это на порядок лучше, нежели для чужого дяди. Мои ученики – это в каком-то смысле мои дети. И я их люблю, мне хорошо с ними. Редко, но бывает, что и разочаровывают. Но самое важное, чтобы человек не повторял ошибок. Когда ошибка случается, это не всегда вина актера. Кино – это мир глазами режиссера. Не всем выпадает работать с Бондарчуком, Михалковым, Сашей Миттой, Романом Балояном или Кирой Муратовой. Вот с Муратовой я связан уже больше 52 лет. Снимался в ее дипломном фильме «Весенний дождь». А недавно маленькую роль сыграл в ее последнем фильме, который к Рождеству, наверное, будет показан. Сильнодействующая история – про двух детей, которые остались без родителей и оказались на улице. И старшая сестра, одиннадцатилетняя, желая накормить пятилетнего брата, украла хлеб в магазине. И кончилось все очень печально. Сестру – в «обезьянник», а малыш замерз.    Кризисный менеджер – Если кино для вас – это набеги, то родных государств у вас два: МХТ имени Чехова и «Табакерка»? – А я вообще способный. И не уверен, что еще кто-то мог бы такой авантюрой заниматься. С МХТ очень стремительно получилось. Когда ушел из жизни Олег Николаевич Ефремов, ни времени, ни возможности рассуждать, или вычислять, или извлекать какую-то возможную пользу не было. Валентина Николаевна Матвиенко представила меня, и я приступил к работе. А согласие я дал потому, что когда горит дом, то либо ты дрянь, либо ты тушишь его и выносишь детей оттуда. А потом, все-таки Художественный театр – это то место, где мне дали профессию, где главный учитель в моей профессии трудился – Василий Осипович Топорков, где в 70-м году стал руководить другой мой учитель – Олег Николаевич Ефремов. Учитель по системе этических координат в театре. Ну и просто именно в этом театре я видел самые совершенные театральные спектакли. Эталонным спектаклем считаю постановку сорокового года Владимира Ивановича Немировича-Данченко «Три сестры». Это то, чего уж, может, никогда и не будет. Если бы он поставил только «Три сестры», остался бы величайшим режиссером. Для меня, как для зрителя и человека театра, «Три сестры» в его постановке – это как «Отче наш» для богомольной старушки. «Иже еси на небеси…» – вот такой это для меня спектакль.   Последние годы Олег Николаевич Ефремов тяжело болел. А когда крупное существо хворает, то вокруг заводятся не самые лучшие млекопитающие. Поэтому восемь лет назад театр был в довольно трудном положении. В зале было сорок, максимум сорок два процента зрителей. Люди получали очень маленькую компенсацию за свой труд. Зданию требовался ремонт. Надо было все это преодолеть и исправить. Первый ремонт я делал на деньги Михаила Ходорковского. И где только не приходилось добывать средства на первых порах, чтобы выжить. Сейчас в театре распродается 99 процентов билетов. Зарплата актеров МХТ сопоставима с европейской. Я никому ничего не наследовал, я ничего не развиваю, я не режиссер и не ставлю спектакли. Я – кризисный управляющий. И весьма успешный управляющий. Это на сцене я мягкий и пушистый. Вне ее очень хорошо умею и деньги считать, и принимать решения.   Путин и Конек-Горбунок – Совершенно царский подарок сделал театру Владимир Путин, будучи президентом. Он выделил деньги на техническое перевооружение. Я об этом вспоминаю потому, что ни государь Николай Александрович, ни Ленин, ни Сталин, ни Хрущев, ни Брежнев, ни другие ребята для театра этого не сделали. На сегодняшний день Художественный театр – единственный в Москве, по техническому совершенству не уступающий лучшим мировым театрам. С технологиями ХХI века, как теперь говорят. Будете в Москве, обязательно придите в МХТ с детишками на спектакль «Конек-Горбунок». Это впервые за 18 лет капитализма, когда для детей сделали как для взрослых, только еще лучше. На сцене происходят чудеса: лес за тридцать секунд вырастает, а потом исчезает; из бревна самолет делают, и этот самолет летает; пятнадцатиметровая рыба-кит появляется из преисподней, а потом исчезает. Когда австрийцы сдавали мне все эти технические совершенства, один из инженеров попросил у меня часы. Положил их на сцену и нажал привод. Двадцатипятитонный занавес рухнул и остановился в миллиметре от часов.   Рукоположение в актеры – Мне по контракту в МХТ два года осталось работать. Что будет потом – не будем загадывать. Как говорил граф Толстой, е.б.ж. – если буду жив. Но за эти два года мне больше всего хотелось бы построить филиал театра. Во-первых, потому что он 54 года был у театра, а потом в силу разделения труппы был утрачен. А во-вторых, для того чтобы ускорить «вставание на крыло» молодой генерации актеров. Умение в театре приходит, когда ты выходишь на сцену и играешь с людьми, умеющими играть. Профессия актера передается из рук в руки так же, как сапожник замечательный отдает ремесло в руки ученику. В 1943 году, когда только отогнали немцев от Сталинграда и, наверное, Господь Бог не знал кто победит, Немирович-Данченко в возрасте 84 лет убедил советское правительство открыть школу-студию МХАТ. Это какой силой духа надо обладать, чтобы подвигнуть себя на такое! Мысль, что на мне жизнь не кончается, и мне очень близка. И эта мысль очень греет при наличии четверых детей, пятерых внуков и довольно большой группы очень успешных в избранной ими профессии учеников.       Разговаривал Сергей МОГЛОВЕЦ

“Сублимация любви” с супругой Мариной Зудиной