Биг бада бум
Когда страх переходит в апатию
27 января 2011 года, 12:23 Текст: Ольга ЛИТВИНЕНКО
|
Девушка сидит в кресле самолета. На девушке дорогая шубка, возле ног стоит вызывающе розовый чемодан. Девушка одной рукой (с модным маникюром) держит у уха телефонную трубку, а другой вытирает слезы. Она что-то говорит кому-то и горько, неподдельно горько плачет. Эта фотография из аэропорта Домодедово, сделанная через небольшое время после теракта, в тот же день разлетелась по Интернету. Она как нельзя лучше демонстрирует, что в относительно благополучную жизнь любого из нас внезапно могут прийти страх и горе. 24 января, когда в международном терминале лучшего (а значит, теоретически самого безопасного) аэропорта страны террорист-смертник взорвал себя, убив при этом еще 35 человек и ранив более 100, я получила эсэмэску от подруги, которая находилась в Домодедово и должна была лететь в Таиланд: “В Домодедово теракт в международном зале. Еду за чемоданом в камеру хранения и узнать о брате мужа, который в это время был там. Улечу или нет, не знаю, завтра позвоню”. Сообщение пришло через три часа после взрыва. Подруга до сих пор не звонит, ее номер не отвечает, и от этого до неприятной щекотки тревожно. Остается продолжать ждать звонка и надеяться, что беда все-таки не коснулась ее семьи. Видеокадры места взрыва, на которых видны тела убитых людей, лежащих на полу в здании аэропорта, конечно, вызывают мороз по коже. Но не меньше вгоняет в ступор реакция общества на случившееся. Вот лишь несколько более или менее нейтральных комментариев пользователей Рунета (публики, как считается, интеллектуально развитой и продвинутой) к новостям о теракте: “Не знаю даже, плохо это или хорошо перед выборами”, “И что людям дома не сидится? Предупреждали ведь, что поезда и самолеты взрывают!”, “О погибших через неделю никто не вспомнит. А судя по тому, что в стране ничего не изменится, погибли они зря”, “Никто и нигде, находясь на территории РФ, не может чувствовать себя в безопасности”, “Страхуйте жизнь в пользу дальних родственников, потому что близкие будут с вами в момент следующего взрыва”. Это была затравка. Потому что через один попадались комментарии и такого рода: “Ни х… себе перформанс!”, “Через месяц всем уже будет все равно, так что нечего нагнетать тут!”, “А теперь то же самое, но в 3D!”, “А что случилось? Опять толпа хомячков умерла от террористов?”, “Сердобольным лишь бы продемонстрировать горе, лицемерные страдальцы”, “Радуйтесь – в ближайшее время аэропорты будут самым безопасным местом в Москве!”, “Упс! Биг бада бум”. За прошедшие дни я много разговаривала со знакомыми. Почти все высказались в том духе, что устали бояться (а, к слову, только в прошлом году в России было четыре крупных террористических акта, в которых от бомб погибли 77 человек и были ранены 321). Страх – первое чувство, которое вызывают у человека массовая гибель себе подобных и потеря веры в собственную защищенность. Это чувство доморального уровня, инстинктивное, и оно лежит в основе тревоги. Но тревогу нельзя переживать перманентно. Организм действительно не выдерживает, и в какой-то момент наступает апатия. Этот психический процесс схож с наступлением депрессии: стресс – мобилизация – истощение сил. “Понимаю, что горе, что беда, – говорит мне коллега. – Но никаких эмоций уже не испытываю. Даже прошлогодние взрывы в московском метро еще вызывали у меня душевную боль и желание что-то делать. А сейчас чувствую себя просто овощем”. А одна приятельница в ответ на мою попытку завести разговор на тему теракта в Домодедово даже обозлилась: “Слушай, Оля, у меня знаешь какие проблемы сейчас на работе?! И Пашка (сын. – Авт.) с какими-то сомнительными личностями связался, совсем отбился от рук, полный девиант стал. Субсидию мне не оформляют, с мужем на грани развода…” “Если мы будем так равнодушно к этому относиться, – пытаюсь наладить диалог, – мы не сможем называться нацией. И следующей погибшей можешь стать ты”. “Да мне не страшно! – парирует приятельница. – Мы все равно не вечны, а кому суждено повеситься, тот не утонет. В стране каждый день люди умирают сотнями, в том числе от нелепых случайностей. Вот когда у меня кто-то умрет, тогда я и буду переживать”. Я не имею права осуждать приятельницу, а переубеждать ее бесполезно. Возможно даже, в ее словах есть что-то здравое. Возможно. Но отчего-то не меньше (повторюсь), а то и больше взрывов меня пугает подобная реакция моих соотечественников. Это как если бы вы пришли однажды домой, а там все ходят как зомби – с бессмысленными лицами и остекленевшими глазами. Вы говорите, допустим: “Ух, на улице такой ветер!” – а близкие смотрят на вас как на странный предмет, который издает непонятные звуки. Существует теория развития человеческой морали, принадлежащая известному в научных кругах человеку Лоуренсу Колбергу. Рассматривая зависимость морали и сознания высших приматов от их биологических эмоций (к которым, к слову, относится и страх – в противоположность таким уже человеческим чувствам, как стыд, вина или чувство справедливости), он утверждает, что существует связь между уровнем морального сознания и интеллектом. Проще говоря, моральная деградация наступает тогда, когда страх (биологическая эмоция) становится сильнее человеческих чувств. Наступает нравственный “биг бада бум”. |
0 | Твитнуть |