Архитектор Михаил Волгин чувствует себя легко и свободно. Почти весь «груз чужих знаний и чужих жизней» он упаковал в коробки. Солидная библиотека Волгина, как и сам хозяин, готовится к отъезду. Михаил в очередной раз решил: пора. Если не в следующем году, то уж через год точно. В голове рождается новая романтическая история на тему, где бы хотелось работать, чем заниматься и как все это организовать. Пока «присаживался на чемоданы», перечитал любимые книги. Потом обнаружил куба два советских журналов. Перечитывает их прежде чем  выбросить. Или оставить.

- Чтение – это наркотик, не реализация себя в том числе. В последний год книжек я почти не читаю и новых не покупаю. Пресытился литературой. В моем возрасте читателем быть уже опасно – можно не успеть ничего написать. А каждый человек должен написать свою книгу. – Эту метафору надо понимать как человек – творец? Вам ли жаловаться, что «не написали» – столько проектов реализовано, ваше Архбюро в Норильске востребовано, коллеги снова выбрали вас председателем норильского отделения Союза архитекторов... – Я не жалуюсь, я размышляю. Меня с моим жизненным опытом переводить сложно. И вообще у меня память плохая на имена, даты. Но на уровне реакций – хорошая. – Как вы реагируете, например, на Робинзона Крузо? – Отлично. С этой книги, можно сказать, я начал «большое плавание». В первом классе стал читать о приключениях Робинзона Крузо. Книжка была с картинками, тем и привлекла. Поскольку я был маленький и читал медленно, то процесс сильно затянулся. В некоторых местах мне становилось страшно. Но мир необитаемого острова не воспринимал негативно. Книга сильно меня потрясла. Через какое-то время после встречи с Робинзоном я попал в Дудинку – родители были геологами. Добирались мы на пароходе – вода, впереди необитаемый остров! – и этим обстоятельством переселение было дополнительно одухотворено. Я решил, что Дудинка – это остров. К тому же там все говорили: «материк, материк…». Когда догадался, что не на острове живем, меня постигло большое разочарование. Долго моим любимым писателем был Джек Лондон. Многие мальчишки им зачитывались. Для меня романтика заключалась еще в прямой ссылке на Север. В Дудинке я пожил, а тут мы с родителями попали под Енисейск в геологоразведочную экспедицию. В тайге в вагончике жили. У меня была овчарка – прямо как Белый Клык у Джека Лондона… В девятом классе мама подарила мне Рокуэлла Кента – роман «Саламина». Книга о Гренландии, где жил автор, об эскимоске, именем которой назван роман, о людях с их ярко обрисованными характерами, поступками, мыслями. Но главное, конечно, у Рокуэлла Кента – живопись. Такой мощный заряд энергии. В отпуске увидел у мамы «Саламину» – сердце защемило. Забрал с собой. И «Территорию» Олега Куваева взял. Когда учился в Красноярском политехе (сейчас Академия архитектуры и строительства – Ред.), попалась мне «Территория». Роман поразил какой-то свободой, мощью. Такие ощущения остались. Впрочем, вполне вероятно, что Олега Куваева я взял в библиотеке своего школьного товарища. Его папа был членом Союза писателей, им по разнарядке на красноярское отделение такие книги приходили… И все на русском языке! Я предположить не мог, что это существует. За право пользоваться библиотекой этому школьному товарищу все свои марки отдал. Этот парень жил в шикарной квартире, я в ней неловко себя чувствовал, заходил на минуту, хватал первую попавшуюся книгу – что ближе лежит или цветом обложки привлекает – и бегом назад. Так мне попалась «Тысяча и одна ночь», шикарное издание. Много прочитанного связано со школьной программой. «Войну и мир» всю прочитал. Никто из моих детей роман не осилил – они теперь дайджесты читают. – А вы роман-тик? Романтическое восприятие севера и жизни вообще у вас от литературы? – Мой романтизм сформировался не книгами. Это я их наполняю своей романтикой. Хотя, признаю, книжное давление на меня было очень серьезное. Часто прятался за книги в трудных жизненных ситуациях. – Или в тундру уходили? Говорят, вы большой любитель дальних переходов. – Очень люблю тундру. Однажды водил группу и сильно разочаровался в людях. Все были хорошо знакомы друг с другом. Но за месяц похода настолько наобщались, что любой мелкий конфликт превращали в трагедию. Больше группы не формирую, один хожу. Например, за гору Хребтовую. Палатку поставлю – и неделю радуюсь жизни. У меня есть маленькая собака, беру ее с собой. Сына приобщаю к природе. В тундре я нахожусь в своем особенном мире, как в маленьком рассказе Джека Лондона. Ни телефон, ни администрация, ни налоговая не достают. Наслаждаюсь свободой от социума. – Джек Лондон многих испортил… – В определенном смысле… Он сделал людей неадекватными, напитал иллюзиями. Я понимаю, что любой романтик проиграет тактический бой прагматику. Но стратегический – выиграет. – Почему вы так уверены? – Потому что в начале было слово, было духовное. Оно выше. Романтики живут в другом мире – благородном, радостном. Прагматик не видит этого наполнения. В этом смысле Набоков – чистый романтик. Много лет назад мы пересеклись – я случайно купил журнальный вариант «Защиты Лужина». К тому времени уже подозревал, что жизнь по-другому устроена, не как учила нас советская литература. Но Набоков меня потряс. Это литература мысли. Я очень остро воспринял этого писателя, стал искать его произведения. Набоков был для меня как бриллиант. Читал я много, в восьмидесятые годы стал выписывать журнал «Вопросы литературы», который довольно продолжительное время печатал «Евангелие» с аннотациями. Журнал подавал материал проще, демократичнее, чем канонические издания. Поэтому я читал «Евангелие» как хороший литературный текст и как историческую книгу. Заинтересовался, стал искать что-то подобное. «Бхагават-Гиту», вероучительную книгу кришнаитов, осилил, а Коран не дочитал до конца: понял, что противоречия внутри религий нет. Имена разные, а суть одна. Когда это осознал, пробовал разбавлять свои философские изыскания Рерихом – «Огни Йога». – И что вы нашли во Всемирном пакте культуры? – Скорее, не в нем. Я болен идеей, что количество перерастет в качество, но не в рериховском плане. Я с Фондом Прохорова кое-что осуществил, с Леонидом Соломахой создал Союз творческих союзов. Когда-то поэт Сергей Лузан хотел организовать нечто подобное, сформировать культурное пространство, которое бы компенсировало ему… – Скуку? – Можно и так сказать. А можно сказать – обыденность. Когда в своей среде все знаешь и понимаешь, кто на что способен, ищешь выход «в соседние пределы». Лузан пытался издать газету «Арктида», творческое объединение на телестудии организовал. У него было много планов. – А книги Лузана вы читали? – Стихи – да. Не помню чтобы сам Сергей их декламировал, но мне казалось, что в определенной степени он искренний поэт. Форма не имеет значения, куда важнее глубинный, сильный характер автора. У Лузана есть абсолютно поэтическое качество – смелость. Более того, теперь я вижу это одно из божественных качеств – наравне с талантом.