На заводе, где я работал главным инженером, директором был Герман Созаев – осетин, заядлый охотник и рыбак. Мы дружили, но вместе практически не охотились и не рыбачили, потому что одновременно не могли оставить производство – кто-то  из нас обязательно должен был «рулить». Мечтали когда-нибудь поехать вместе в отпуск – на большую охоту, скажем на Кавказ.

Поездка стала вполне реальной, когда весной 1987 года меня перевели на новое место работы. Мой старый приятель Юра Цаболов, тоже осетин, загорелся идеей больше, чем мы с Германом, и взял на себя функции главного организатора и вдохновителя, а позднее и командора «пробега». Итак, чудесным октябрьским днем самолет приземлился в Минводах, а еще через пару часов я с цветами входил во двор дома, где жили родители Юриной жены Риты. Своего жилья ребята в Орджоникидзе (так в советское время  назывался Владикавказ) еще не приобрели. Оставив вещи, мы с Юрой поехали к Герману, который остановился в доме матери. Быстро составили план действий, и  утром следующего дня на машине одного из многочисленных  родственников Германа уже ехали в Кобанское ущелье, где жил легендарный норильчанин, бывший милиционер Георгий Савхалов. В ответ на высказанные мною опасения, что Георгия может не быть на месте или у него какие-то личные планы, меня успокоили: а где еще быть директору турбазы, расположенной на дне Кобанского ущелья, рядом с его родной деревней под названием Верхняя Саниба? А что касается личных планов Георгия, добавил Юра, то у него теперь  может быть только один – как можно лучше принять друзей-норильчан и как следует отпраздновать встречу.   «Аркадий! Он же баран…» Выехав на окраину города, мы увидели отару овец. Пастух, высокий старик в папахе и бурке с посохом в руке, стоял величаво, как утес, и медленно повернул к нам голову. Юра, очень вежливый человек, поздоровался и сказал: – Уважаемый! Мы хотели бы  купить вот этого барана! Старик молча повернул головой слева направо и так же молча указал посохом на другое животное. Я решил, что пастух  немой. Юра поднял руки и закивал: – Да, да, конечно! Пастух крючком, торчавшим у ручки посоха, зацепил барана за заднюю ногу и подтащил к нам. Мы стали хватать барана за разные места. Тогда старик достал откуда-то из-под бурки кусок веревки и кинул ее нам. Под руководством Юры мы связали барану три ноги – две задние и одну переднюю – и положили живность в багажник. Юра спросил пастуха, сколько мы ему должны. – Сто, – внезапно прорезался голос. Значит, не немой. Потом в машине я спросил, почему пастух молчал. – А чего ему болтать? – вопросом на вопрос ответил Герман. – А почему он не отдал нам барана, которого мы выбрали? – Тот, которого выбрал он, лучше, – последовал ответ. Мы продолжили путь в сторону уже близких гор. Свернули в ущелье, доехали до деревни Нижняя Саниба. Попробовали проехать вверх, но машина забуксовала. Тогда мы разгрузились, попрощались с родственником Германа и собрались идти. Развязанный баран с веревкой на шее вставать отказывался. Он вытянул шею, опустил голову на асфальт и закрыл глаза. Мы стали его поднимать. Баран поджал ноги и категорически не хотел  на них становиться. Тащить его на себе вверх ни у кого желания не было. – Может, он надышался бензином в багажнике? Хотя бензином там и не пахло… – рассуждал Герман. – А может, он понимает, куда и зачем мы его тащим? – спросил я. – Аркадий! Он же баран. Он ничего не понимает и ничего не боится. Он просто упрямая скотина! – рассеял наши сомнения Юра. Он взял удочку и хлестнул барана по заднему месту. Баран резво вскочил и рванулся, натянув веревку, за которую его держали. В гору мы поднимались так: впереди Юра с Германом, тащившие барана за веревку, сзади я с удочкой, периодически стимулируя ею животное. Удочку мы взяли с собой, рассчитывая в пруду у турбазы поймать рыбу, так как в целом поездка была объявлена промысловой.   Были у Георгия  свои планы… Вот и усадьба Георгия – на самом верху. Сам Георгий – седой, статный, в черном костюме, белой рубашке, галстуке. Объятия, похлопывания по спине, первые расспросы. Вид с веранды дома открывался фантастический. Внизу по дну ущелья текла река. Левая часть ущелья была очищена от леса и застроена. Противоположный склон почти до самого верха  зарос лесом, который раскинулся и влево, и вправо – сколько хватало глаз. Посредине леса торчал шпиль какого-то строения. Около дома был разбит сад: сливы, яблоки, грецкий орех. Юра привязал барана к ореху. К саду примыкал очень большой загон с плотно подогнанными жердями, в углу которого стоял навес. Травы в загоне не было, земля после прошедших накануне дождей выглядела одной грязевой лужей. Наверное, в загоне коней держат, подумал я. Мы подошли поближе. Вдруг из-под навеса выскочили три огромные свиньи и, разбрызгивая грязь, бросились к нам. – Думают, жрать им дадут, – ехидно произнес Георгий. – Вот вам жрать… Георгий показал им кукиш и добавил с глубоким чувством: – Сво-о-о-лочи! Отчего-то не любил он своих домашних животных. Мы подошли к дому. Из него вышла жена Георгия Тоня – очень милая и приветливая женщина, русская, в Норильске она работала директором пивзавода. Я обратил внимание, что и она одета как-то не «по-сельскохозяйственному». – Ты уж тогда оставайся с ребятами, а я одна съезжу, – обратилась Тоня к Георгию, а потом и к нам: – Мы по делам в город собирались. Ну да в другой раз. Останусь ночевать у детей, чтобы вам не мешать. Свиней не забудь покормить, – это относилось к Георгию. Выходит, прав оказался я. Были у Георгия свои планы. Но прав оказался и Юра: теперь у Георгия был только один план. Спустились к турбазе. Там действительно были пруды, в которых плавали здоровенные рыбы. Удочку мы, конечно, забыли наверху. Но за ней возвращаться не стали. Во-первых, было лень, во-вторых, долго идти, в-третьих, нашей удочкой вытащить таких крокодилов нечего было и мечтать. Вернулись, слегка перекусили и стали готовиться к празднику встречи. Юра попросил у Георгия огромный нож, точильный камень, деревянный стол, оттащил все это к ореховому дереву и стал править нож почему-то на глазах у барана. Баран, пощипывая отдельные травинки у дерева, действительно  ничего не понимал или делал вид, что ему все равно. А Юра все правил и правил нож, видимо, ожидая, что баран не выдержит и попросит пощады. Пришла соседка, сухонькая старушка, принесла трехлитровую банку с прозрачной жидкостью и сказала: – Возьми, Георгий, у тебя гости. В ответ на «спасибо» она повернулась и ушла. Юра, не дождавшись мольбы о пощаде, все-таки зарезал барана, очень ловко и квалифицированно разделал его, оставив на столе печень и баранью голову.  Потом развел небольшой костерок и стал палить голову, очищая ее деревянной палочкой. Отварив голову в котле, он подал ее на большом подносе. Когда мы отведали этот кулинарный шедевр, мне стало ясно, почему у кочевых народов, у скотоводов самым почетным блюдом, предлагаемым гостям, считается голова. Печень Юра зажарил на углях – на шампурах. Одним словом, блеснул.   Нарай-нарарайра-ра! Темнело. На веранде накрыли стол. Из сарая вышел Георгий, который так и оставался в черном костюме, белоснежной сорочке и галстуке. Включил свет. Повернулся к сараю, нагнулся, поднял огромную посудину и двинулся в сторону загона, повторяя с чувством: «Сволочи!». Нам стали понятны его чувства. Стол, веранда, трехлитровая банка араки, шашлык, друзья, жены нет, а тут… Сволочи, одним словом. Вернулся Георгий. – Араку, кукурузную водку, которую подарила соседка, пьют так, – начал объяснять он. – Наливают в чайник, греют на огне, чтобы была горячей, но не очень, насыпают в нее черного молотого перца, перемешивают и пьют. Попробовали. Вкусно! Арака не крепкая, градусов 25, и в рекомендованном варианте пилась великолепно. Заговорили об охоте. – Сейчас придет Феликс, местный егерь, – объявил Георгий. И действительно, через пару минут из темноты в освещенное пространство вползла немыслимых размеров кепка, из-под которой приветливо блеснули глаза. Потом высунулась левая рука, державшая банку с аракой. Правая рука протягивалась каждому из нас: Феликс, Феликс, Феликс… Роста Феликс был небольшого – меньше 160 см, а кепка в диаметре составляла сантиметров 80. Феликс сел к столу, и праздник поднялся на новую высоту. Через какое-то время Феликс решил, что настала пора посмотреть, как он живет, и мы всей компанией отправились в Нижнюю Санибу. Нас встретила жена Феликса, молодая, высокая, интересная женщина. Работала она, как выяснилось, председателем сельсовета обеих деревень –  Нижней и Верхней Санибы. По сути, она была для Феликса большим начальником, поэтому, принимая нас, он всячески старался подчеркнуть, что в этом доме хозяин он. Жена, правда, не особенно ему подыгрывала, но встретила нас радушно, и через короткое время на столе один на другом  лежали три пирога – с сыром, картошкой и мясом, а также стояла банка с аракой. Потом мы вернулись догуливать в Верхнюю Санибу. Юра и Феликс шли обнявшись. С учетом разницы в росте Феликс обнимал Юру где-то в районе брючного ремня, а Юра Феликса – за шею. Пели они при этом очень хорошую осетинскую песню, которую я с удовольствием подхватил, благо слова были  простые: нарай-нарайра, нарай-нарайра, нарай-нарарайра-ра! Похожие слова у песни в кинофильме «Кин-дза-дза». Помните: «Ку-у!». Но у нашей мотивчик был куда веселее. Пели с увлечением, старательно и, главное, громко. Всем нравилось. Даже местным жителям. Поэтому в каждом доме, который мы проходили, зажигался свет. Так люди выражали нам, артистам, свое одобрение. После того как мы снова сели за стол, зазвучали тосты за Кавказ, за Норильск, за Таймыр, за Осетию и еще за очень  многое. После каждого тоста участники застолья поднимали глаза к небу и провозглашали:  «Амен хсау!» – благодаря Создателя за все хорошее. В какой-то момент Феликс сказал, что праздник идет не совсем по правилам, потому что возглас  «Амен хсау!» должен сопровождаться стрельбой из ружья вверх, и вызвался принести ружье. Георгий его поправил: стрелять желательно сидя под навесом, крытым шифером, чтобы утром оценить масштабы праздника. Феликс расстроился, сказав, что у него есть навес, но  шифер уже старый и дырявый. Потом он приободрился, вспомнив, что двоюродный брат его жены совсем недавно  в Нижней Санибе построил гараж для своей машины, и праздник можно перенести туда, предварительно зайдя за ружьем. Хозяин будет очень рад, уверял он.   На  норильском «уазике» Но постепенно светало – на счастье хозяина гаража с новой крышей. Феликс ушел – ему  утром предстояло сопровождать на охоту за трофейным оленем богатого немца, гостя охотхозяйства. Хозяйство располагалось в лесу, на противоположной стороне ущелья. Это его постройку со шпилем мы видели накануне. Мы легли спать на открытом воздухе, часов пять нам вполне хватило, потому что около десяти утра вернулся Феликс. В руках он держал бельевой таз, в котором лежал егерский трофей – печенка от удачно добытого немцем оленя. Печенка была огромная, в несколько раз больше печенки самого большого северного оленя (конечно, из тех, что  мне доводилось видеть). Оставалось только догадываться о размерах хозяина этой печенки. Феликс подтвердил, что живого веса в добытом олене было килограммов пятьсот. В эту цифру вполне верилось. Еще через час печенка, аккуратно разделанная на куски, посыпанная солью, черным и красным перцем, а также армейский чайник с аракой и мы, пятеро бойцов, находились в УАЗ-469, торжественно вытолкнутом из гаража Георгия. «Сволочи» к тому моменту были накормлены, и мы покатили в Нижнюю Санибу, пытаясь завестись сходу. «Уазик» этот, уже не новый, Георгий купил еще в Норильске, доставил в Осетию контейнером и выгонял его для гостей в особо торжественных случаях. Хотя торжественных случаев, по-видимому, было много, особо торжественные случались нечасто – аккумулятор был мертвый. Так, своим ходом мы докатились до гаража с новой крышей, сняли с  «Жигулей» новый аккумулятор, завели  «уазик», заодно рассказав хозяину о наших ночных видах на его гараж, вернее на крышу. Выслушав нас, он чрезвычайно расстроился, сказав, что его лишили такой чести, потом взял банку араки и поехал с нами. Внизу была заправка, мы залили полный бак и поехали. Километров через десять Георгий обратил внимание, что бензина осталось полбака.  Открыли капот и определили, что отсутствует какая-то очень нужная пробочка, и насос гонит бензин прямо на землю. Родственник Феликса забил в отверстие деревянный чопик, обмазал его мылом и сказал, что проблема возникла оттого, что мы не поблагодарили бога Кобанского ущелья за найденный для поездки аккумулятор. Видимо, бог обитал неподалеку от Нижней Санибы, потому что, после того как мы, не трогаясь с места, воздали ему должное, проблем с «уазиком» у нас в этот день больше не возникало. Отъехав от места ремонта несколько километров, мы уткнулись в  перекрывавшую дорогу арку. Семь белоснежных журавлей, которые касались один другого крыльями, образовывали эту арку. Семь сыновей из дома, стоявшего около арки, проводила мать на войну.  И ни один из них не вернулся. И поставила мать над дорогой им в память журавлей, чтобы, пока жива,  видеть их в величавом полете…   Так бы  стоял и смотрел… А дорога вела дальше, петляя между предгорий, пересекая небольшие горные речки. У каждого моста мы останавливались, разжигали костер, ставили чайник и приветствовали очередного местного бога, торжественно поднимая вверх глаза и руки и сопровождая это действо возгласом «Амен хсау!». Автобусы с иностранными туристами, проезжавшие мимо, резко притормаживали, давая возможность пассажирам снять на пленку колоритное зрелище. Подъехав к очередному ущелью, мы свернули в него. Называлось оно Фиагдонским, а расположенное в нем селение – Фиагдон. В этом селении стояло несколько башен-туров, где в неспокойные времена укрывались от местных разбойников семьи их владельцев. В нижнем ярусе прятали скот, а с верхних – держали оборону. Судя по возрасту башен, способ этот был достаточно древним и надежным. Если селение захватывали иноземцы, его жители укрывались в ближних пещерах, которые становились убежищем и для соседей. Пещеры очень большие, пояснял нам Феликс. Никто их до конца так и не исследовал. Дальше ущелье сужалось. Когда мы остановились, я поднял голову и  обомлел. Прямо за ближними горами возвышались, блестя снежными шапками,  величавые вершины главного Кавказского хребта. Поразительное по красоте зрелище заставляло вести себя по-особому. Не хотелось разговаривать, двигаться. Так бы стоял и смотрел… Однако чайник уже согрелся, печенка поджарилась. Погасив огонь, мы двинулись дальше. Следуя по очень узкой горной дороге (так и хочется сказать – тропе), к счастью, никого по пути не встретив, потому что не смогли бы разъехаться даже с велосипедом, мы оказались в другой долине. По дну долины паслись странные животные, такие лохматые коровы с собачьими хвостами, – яки. – Откуда они здесь? – спросил я. – Завезли, – ответил Феликс. – Ну и как? – Вот, бегают. В конце долины мы остановились у городка мертвых, чтобы отдать дань памяти предкам моих попутчиков. Множество выложенных из плитняка маленьких домиков стояли у подножия горы. У каждого домика был небольшой вход, через который укладывали умершего. Местный воздух мумифицировал тела, и родные, посещая место упокоения, продолжали видеться с близкими. Усопших помещали в домики в полном облачении, мужчин обязательно с оружием. Понятно, что в наши безбожные времена это место осквернили, разорили, похитив все, что было можно. Останки захоронили в общей безымянной могиле… Из долины мы перебрались в Кармадонское ущелье. Попили в небольшом санатории лечебной воды. Потом постепенно спустились вниз, проехали по длинному туннелю и, наконец, замкнули круг нашего путешествия в Нижней Санибе. Через двадцать лет часть нашего маршрута повторил селевый поток, унесший много жизней. Ну а тогда, попрощавшись с Георгием, Феликсом и его родственником, мы направились в Орджоникидзе, где Юра назначил старт нашего основного маршрута.   Продолжение следует