WAP
PDA
Новогодняя история с элементами стриптиза
Из жизни норильчан
|
25 декабря 2009 года, 14:50 Текст: Аркадий ВИНИЦКИЙ
|
История эта произошла накануне нового, 1977 года. Но прежде, чтобы все стало понятней, лучше, как говорят диетологи, усвоилось, попробую рассказать байку, имеющую некоторую схожесть с нашей историей.
| В кабинете председателя затерянного в глубине России, но очень успешного колхоза раздался телефонный звонок. Позвонил первый секретарь райкома партии и предупредил, что в колхоз привезут делегацию американских фермеров, прибывших в Советский Союз по личному приглашению Никиты Сергеевича Хрущева. Приказано было принять их по-русски, а развлечь по-американски. Прием по-русски председателю был очень понятен, а вот насчет развлечения по-американски была некоторая неясность. В ответ на осторожный вопрос председателя секретарь райкома хмыкнул: «Стриптиз им покажи» – и повесил трубку. Вызвав счетовода, председатель стал с ним советоваться. – А чего тут думать? – ответил тот. – Велено – значит велено. Стали обсуждать кандидатуру исполнительницы стриптиза. Секретаршу Тоньку отмели сразу, больно глазками стреляла. Телятница Соня вроде подходила: румяная, здоровая. Однако вовремя спохватились: был же сигнал, что на Пасху сынишку в церковь водила, да и с привесом телят в последнее время что-то не то было. Перебрали председатель со счетоводом всю женскую половину колхоза, исключив, впрочем, своих жен. То это не так, то там не здесь. – Остается Анна Семеновна, – сказал счетовод. Председатель с ним согласился: женщина с положением, заведующая фермой, за растущие удои медаль недавно получила, внучка отличница. Позвали Анну Семеновну, поставили задачу. Та поинтересовалась, что такое стриптиз. Объяснили: это когда баба под музыку догола раздевается. – Срамно, не буду, – уперлась Анна Семеновна. Ей аккуратненько так, без нажима, напомнили про зятя, устроившего недавно дебош в клубе, про «Запорожец», очередь на который вот-вот должна подойти. Убедил Анну Семеновну последний аргумент: это задание горкома, и она как член партбюро колхоза, должна понимать все правильно. Заведующая фермой поставила, однако, условие: среди зрителей в клубе в момент выступления никого, кроме председателя, счетовода и гостей, быть не должно. Ванька же с гармонью будет играть за занавеской, чтобы ничего не видел и потом по деревне языком не трендел. Решили отрепетировать. Позвали гармониста, посадили в приемной, закрыли дверь, велели громко играть «Степь да степь кругом» (это у него лучше всего получалось, бывало, слезу вышибал в зале). Анна Семеновна разделась, аккуратно складывая барахлишко на стул. В такт не попадала – в первый раз все-таки, да и подрагивала изрядно – в правлении было нежарко. – Пойдет, – махнул рукой председатель. – Одевайся, Семеновна! Потом, проводив артистов, председатель достал из шкафчика початую пол-литровку, две стопки, огурец. Разлил. Выпили молча, посидели. – И все-таки я не пойму, – выдохнул председатель. – Что они, американцы, в этом стриптизе находят? Вот такая байка. А теперь вернемся в Норильск. В конце 70-х в городе действовал жесточайший режим закрытости. Не только иностранец, но и далеко не каждый гражданин Советского Союза мог попасть в город-комбинат – требовалось оформить кучу разрешительных документов, в том числе в милиции, которая моментально отличала нормальных граждан от шпионов. И однажды кто-то в далекой столице поглядел на карту, на производственные сводки, а может, чисто идеологически прикинул и решил приоткрыть город-комбинат. Причем не для своих граждан, среди которых всяких разных полно, а – страшно сказать! – для иностранных журналистов. Для первого захода, в виде репетиции, сформировали группу положительно настроенных журналистов из стран СЭВ, социалистов, одним словом. Им даже разрешили побывать в гостях у норильчан. Помню, одного парня, из ГДР, моя в то время невеста Тамара, работавшая в «Заполярной правде», привела к нам в общежитие №12. Ничего так посидели, по-русски… Вторая группа гостей была куда солидней. Капиталисты! Не империалисты, конечно же. Не американцы там, японцы или кто-то из НАТО, нет. Сейчас бы сказали: из развивающихся (на принципах капитализма) стран. Продумывая программу пребывания в Норильске, чья-то умная голова решила пригласить их во Дворец культуры комбината якобы на подведение итогов конкурса художественной самодеятельности, который по факту и в помине не проводился. И вот в назначенный день, в конце декабря, во Дворце культуры, из которого предварительно удалили всех имеющих отношение к самодеятельности, собрались директор и его замы, штатные руководители танцевальных и певческих кружков, специалисты по свету, а также включению и выключению музыкального сопровождения. По замыслу устроителей встречи с искусством все собравшиеся должны были изображать самодеятельных артистов. Публику – идеологически отстроенную, при необходимости способную откликнуться на происходящее репортажем – должны были изображать представители журналистских кругов – газеты «Заполярная правда» и студии телевидения. Меня как журналистского жениха с согласия редактора «Заполярной правды» Григория Тимофеевича Неткачева тоже допустили к действу. Главный вход во дворец был заперт. Первыми через вход с улицы Комсомольской запустили прессу. Мы разделись и, оставшись в фойе, ждали прибытия главных действующих лиц. За нами во дворец скромно вошла группа молодых людей аккуратной внешности, явно откомандированная на концерт из неприметного, но влиятельного здания, которое в то время располагалось на улице Севастопольской. Вслед за ними появились мужчины, одетые в редкие тогда дубленки и норковые шапки. Проживший к тому времени в Норильске два года и участвовавший в собраниях молодых специалистов, я узнал среди мужчин первого секретаря горкома КПСС Бориса Михайловича Благих и председателя исполкома Юрия Михайловича Смолова. Остальные человек двадцать, видимо, были работниками соответствующих городских структур. Сняв пальто, они проследовали в зал, за ними – молодые скромные ребята и, наконец, мы, грешные. Диспозиция в зале выглядела так. В центре в два ряда расположилась бригада городских работников, изображавших жюри. Ниже группками по два-три человека разместились молодые скромные ребята. Еще чуть ниже были места прессы. Я сидел крайним у прохода и, повернув голову направо вверх, мог видеть, что происходило среди небожителей. Все расселись, примерили на себя серьезное, даже суровое, приличествующее моменту выражение лица и зафиксировали его. В зал вошли иностранные журналисты. Человек пятнадцать. В свитерах, многие с фотоаппаратами. Все женщины были в брюках, а все мужчины – в унтах, подаренных комбинатом. Когда они увидели нашу костюмно-галстучную бригаду, журналистов, одетых чуть ли не в вечерние платья, и особенно выражения наших лиц, оживление, царившее в их рядах, уступило место серьезности и даже торжественности. Без лишней суеты гости заняли свои места левее и чуть ниже жюри. На сцену вышла ведущая – зрелая блондинка с прической в виде новогоднего торта, в длинном до пола платье 56-го размера, сверкавшем всеми цветами радуги и обнажавшем могучие плечи. Она объявила, что конкурс, длившийся целый год и объединивший огромное количество участников, подошел к финалу, который нам и предстоит лицезреть. Еще она сказала, что конкурс в очередной раз показал, как норильчане умеют не только хорошо трудиться, но и творчески отдыхать. Несмотря на участие огромного числа трудящихся в художественной самодеятельности, производственные показатели комбината не только не упали – они растут! Вот что значит самодеятельность! Затем ведущая поблагодарила от имени участников руководство комбината, партийное и советское руководство, ушла за кулисы и через мгновение вновь вышла, чтобы объявить первый номер концерта – русские народные песни в исполнении женского хора. Гости оценили ведущую – фотоаппараты защелкали. Хор, состоявший из руководительниц вокальных кружков, предстал перед зрителями в русской национальной одежде, которая сама по себе выглядела как музейный экспонат. Но я отдал должное подбору контингента: все участницы хора были одной комплекции – 54-й размер при 160 см роста, одного возраста – лет 40–45. У всех было одинаковое выражение лица, одинаковые светло-русые волосы. В фильме «Афоня», если помните, перед киносеансом пожилая еврейская дама поет с тоской: «Милый че, милый че, полюбила горячо…». Так вот дамы из русского хора тоже пели, не меняя выражения лица, с одной и той же интонацией. Менялись только мотивчик и наряды, к каждой песне – свой. Наряды действительно были бесподобны, они откровенно свидетельствовали о финансовых возможностях комбината. После песни в обязательном порядке шел танец – тоже народный, тоже идеологически выдержанный. Танцор ходил петухом, скакал вприсядку, шлепал себя по подошвам и менял наряды. Все шло спокойно. Артисты пели, плясали, ведущая объявляла следующий номер, фотоаппараты щелкали. Несколько раз я оглядывался на небожителей, которые сидели, не меняя поз и выражения лиц. После каждого номера они размеренно хлопали и величаво кивали друг другу. Вот оно, мол, искусство в чистом виде! Танцор отрабатывал честно, но, видимо, отвык солировать, а потому стал уставать. Одно дело показать пару па, а затем флиртовать с участницей самодеятельности за кулисами, а другое – пахать беспрестанно, номер за номером. По моим ощущениям, концерт перевалил за половину. Я сидел и мечтал, чтобы он скорее кончился, предвкушая, как потом мы с невестой куда-нибудь забежим, тяпнем и перекусим. К слову, забежать в то время в Норильске было куда и было что тяпнуть и чем закусить. Город жил полноценной, счастливой жизнью, и все, что происходило во Дворце культуры, к этой жизни никакого отношения не имело! Уверен, что абсолютное большинство присутствовавших в зале норильчан думали так же. И еще одна мысль зудела во мне. Хотя бы что-нибудь произошло, ну там свет погас или за кулисами бы громыхнуло. И поскольку думали об этом, наверное, многие, бог нас услышал. Самые козыри наш танцор приберег на конец концерта. В русских и украинских национальных танцах есть па, когда солист подпрыгивает как можно выше и, делая шпагат, достает носки сапог руками. У украинцев этот пассаж абсолютно безопасен, так как объем шароваров позволяет засунуть в них еще одного исполнителя. В русском же варианте штаны исполнителя, как правило, почти обтягивающие и довольно откровенно демонстрируют достоинства артиста. Видимо, в этой детали сказывается тлетворное влияние классического французского балета на русский национальный костюм и его основной элемент – штаны. Ведущая объявила очередной самодеятельный танец – «Яблочко». Солист, помнящий себя юношей после танцевального училища, артист, натура увлекающаяся, видимо, забыл, что в последние годы прилично питался, мало работал и прибавил в телесах. Отмотавши присядку, он отошел к середине сцены, разбежался и взлетел птицей вверх, сделал шпагат и достал носки сапог руками. Молодец! Затем он опять отошел, взвился, сделал шпагат и… Штаны танцора лопнули по шву и разошлись во всю ширину, от ремня на животе до ремня на спине. Из штанов во всей своей красе вывалилось то, чем мать-природа весьма щедро, заметим, одарила артиста. Посмотреть было на что! Фаберже отдыхал! Солист, человек мужественный, не убирая с лица штатной дежурной улыбки, завершил танец, дважды повторив казусное па. Потом на сцену вновь вышел хор. С левого бока, не давая мне заржать в полный голос, больно щипала меня воспитанная суровым северным комсомолом будущая жена. Впереди тихонько выл, зажав голову руками, знакомый журналист с телестудии. Слева от него, прижав ладони ко рту, сквозь пальцы пускала пузыри неизвестного происхождения незнакомая журналистка. Я посмотрел направо вверх. Небожители сидели величаво, как идолы с острова Пасхи. Можно было подумать, что номер со штанами штатный и они его видят на каждом концерте. Гости города сидели ошеломленные. По спокойной реакции зала они, наверное, и впрямь подумали, что исполнено было то, что задумано. При исполнении двух последних прыжков фотоаппараты щелкали беспрерывно. Концерт закончился. Иностранных журналистов вежливо проводили, и все стали выходить из концертного зала. И тут в фойе раздался освобожденный рев! Кто-то от смеха, похожего на рыдание, скакал, кто-то валялся на диване, кто-то заикался, пытаясь пересказать пикантный момент. Незнакомым друг с другом людям, собравшимся накануне Нового года во Дворце культуры, вместе было очень хорошо, очень радостно. Наверное, так радовались первобытные охотники, загнавшие мамонта в яму. Партийцы, кагэбэшники, журналисты – все были охвачены одним чувством, были в этот момент единым племенем – племенем норильчан. С Новым годом, дорогие друзья! |
| 0 | Твитнуть |
