Понедельник,
24 июня 2019 года
№6 (4675)
Заполярный Вестник
«Легендарный» матч Далее
Гуд кёрлинг! Далее
Бесконечная красота Поморья Далее
С мечом в руках Далее
Лента новостей
15:00 Любители косплея провели фестиваль GeekOn в Норильске
14:10 Региональный оператор не может вывезти мусор из поселков Таймыра
14:05 На предприятиях Заполярного филиала «Норникеля» зажигают елки
13:25 В Публичной библиотеке начали монтировать выставку «Книга Севера»
13:05 В 2020 году на Таймыре планируется рост налоговых и неналоговых доходов
Все новости
Мне довелось жить среди умных людей
ВОСПОМИНАНИЙ ТРЕПЕТНАЯ НИТЬ
19 февраля 2010 года, 12:23
Текст: Валентина МАРТЫНОВА, член Союза журналистов России, эксперт государственной грантовой программы «Социальное партнерство во имя развития»
Мне ни дня не пришлось работать на комбинате. Тем  не менее более двух десятков лет, прожитых в Норильске, связаны, слиты, спаяны с ним, как с гигантским одушевленным существом. Ровесники, друзья, родственники – все оттуда, с комбината. Поскольку почти все мои трудовые норильские годы связаны с газетой «Заполярная правда», то и впечатления тоже газетные, неразрывные от отношений, сложившихся на комбинате с местной прессой. Значительный отрезок времени ее представляли только наша газета и радио.
Немая, а храбрая
Отправляя  меня в редакцию «ЗП» после окончания отделения журналистики Уральского государственного университета, в Красноярске мне даже не показали газету. На месте  выяснилось, что она говорит на зашифрованном языке, снимков не дает. Чем занимаются люди, что за дымы идут из мощных труб – не поймешь. Нина Ивановна Балуева, заведующая отделом промышленности, талантливый человек не только в журналистике, в будущем мой друг по жизни, терпеливо вводила  в курс дела. Стоит ли кипятиться, что нельзя называть завод заводом, рудник рудником, шахту шахтой? Правила такие, охрана государственных тайн в печати…  
Балуева доставала толстенную амбарную книгу, находила нужную фамилию и подсказывала готовую словесную конструкцию: «Подразделение рабочих основной профессии бригадира Иванова с предприятия, руководимого Петровым, выполнило задание…» и так далее. В ее кондуите, как мы  называли этот уникальный справочник, хранились сотни фамилий, телефоны, даже графики отпусков  директоров предприятий. Когда уезжал директор, случалось и «терять» завод или цех, особенно если на замену выдвигался новичок. Так вот и творили. Приходилось давать информационные подборки, писать зарисовки, репортажи, даже очерки, ничего не называя.
  Однажды на лестничной клетке нашего здания на улице Севастопольской, 7, где размещались все городские административные учреждения, встретился директор комбината Алексей Борисович Логинов. В костюме с иголочки, блестящих лаковых туфлях, ухоженный и важный, он походил на знатного  иностранца из кинофильма. В Норильске я жила считаные месяцы, видела его только издалека, знала, что Логинов недавно вернулся из служебной командировки в США. Оглядев меня,   удивился: «Что может делать здесь человек с университетским образованием?!» Внимание Алексея Борисовича привлек бело-синий ромбик на моем пиджаке – университетский значок я носила для солидности. Ответила, что работаю в  газете, прислали. Логинов разразился раздражительной тирадой в адрес редакции, назвал выпуск такой газеты бессмысленной тратой денег и сказал, что мне должно быть стыдно как молодому  специалисту зря проедать государственные деньги… В ответ на мой защитный лепет он улыбнулся и величественно прошествовал вниз к выходу… Вероятно, часто такое же настроение бедная «Заполярка» вызывала и у рядовых читателей…
  Не знаю, можно ли сегодня представить наше ликование, когда пришло известие об отмене жутких правил? Вся редакция буквально танцевала, вопила, мы обнимались, даже плакали. Решили немедленно переделать уже текущий номер! И не
придумали ничего другого, как дать шапку на развороте страниц со словом «уголь» – материал шел из Кайеркана. Слово это казалось прекрасным, осязаемо выразительным, объемным, жгучим, сосредоточившим в себе весь смысл новой жизни!
  Потом какое-то время журналисты упивались свободой и явно злоупотребляли производственной тематикой, щеголяя профессиональными терминами, иногда при этом допускали и ошибки. Наш сосед по коммунальной квартире Владимир Волохов, горный мастер с «Медвежки», дотошный читатель, при случае любил утверждать, что мы как-то перепутали тюбинги с блюмингами. Не помню такого!
 
Отправляли как на подвиг
Как известно, в середине 50-х годов из Норильска «ушел» лагерь. Система подневольного труда обрушилась. Новая администрация комбината переживала нелегкие времена.  Менялись руководители, названия предприятий, механизмы управления. В город привалила масса новых людей, не знакомых с особенностями жизни на Севере, горным и металлургическим делом. Производительность труда упала повсеместно. В букете мер по исправлению ситуации находилась и наша веточка.
Однажды редактор Серафим Петрович Баранов, вернувшись с какого-то заседания, объявил о направлении выездной редакции на рудник «Заполярный» (он тогда назывался рудник 7/9). Расходы – за счет комбината. И добавил, что этой «редакцией» предстоит быть мне! Если бы он знал о неуверенности, порой панике, страхе, переполнявших все мое существо и без рудника, ни за что бы не принял такого решения. Правда, выхода у него не оставалось. Мужскую часть коллектива представляли тогда сам Баранов и его заместитель, остальные сотрудники – дамы в возрасте.
Итак, выпуск маленькой многотиражки раз в неделю. Цель – содействовать формированию коллектива. Первое настоящее редакционное задание. Казалось бы, что тут особенного? Но к тому времени я уже успела наслушаться всяких зловещих историй о похищениях женщин, надругательствах, громилах-каторжниках, скрывающихся в рудных подземельях. Недаром никто из горожан даже в тундру не выходил. Отправляли меня как на подвиг…
Подвиг начался приятно. Рано утром к подъезду дома, заселенного молодыми специалистами, приехавшими в то лето 1955 года, и где я уже имела семиметровую комнатку-пенал в коммунальной квартире, подали такси. Их было штук шесть на весь город. Долетели быстрее, чем смена рабочих на грузовиках, крытых брезентом. Предстояло присутствовать на утренней планерке у директора рудника (слово «директор» считалось неологизмом, раньше говорили  «начальник»). В нерешительности открываю дверь кабинета, останавливаюсь на пороге. Сплошные черные мундиры с золотыми погонами! Много, не меньше двадцати. Шагаю через порог, ничего не вижу. Кажется, нет ни одного свободного местечка. Хоть сквозь землю проваливайся. Чувствую, что заливаюсь румянцем до пяток. И вдруг – все  встают! Как это получилось!? Так горные инженеры окрылили и поддержали меня с первых минут.
Выездная редакция действовала несколько месяцев. Вскоре я совсем освоилась. Спускалась и в забои. Стала понимать термины: «горизонт», «штрек», «штольня», «восстающий», «скреперование», «шпуры», «взрывы», «очистные работы» и так далее. Появились друзья-консультанты, авторы. Нашлись мастер по вырезанию гравюр на линолеуме и сочинитель сатирических куплетов. Рисунки и едкие стихи на злободневные темы очень украшали газету. Когда привозила свежий выпуск, первыми читали директор и секретарь парткома, потом главный диспетчер, за ним – остальной народ. А у меня  часто-часто билось сердце, как это было потом многие годы подряд при виде свежего выпуска, еще пахнущего типографской краской. Самое важное, что навсегда сохранилось из той далекой  газетной экспедиции, – глубокое уважение к людям горняцкого труда.
Позже подобная выездная редакция в лице нового сотрудника Владимира Кудряшова отправилась на рудник «Медвежий ручей». В конце концов идея иметь свой постоянный рупор, свое информационное поле руководству горнорудного управления показалась такой привлекательной, что в ГРУ появилась многотиражка «Горняк». Первым редактором, начав ее с нуля, стал Григорий Тимофеевич Неткачев, позже – редактор «Заполярной правды». А до того мы с ним долго проработали в паре, он был моим заместителем (Валентина Мартынова почти десять лет возглавляла «ЗП». – Ред.). За «Горняком» возникли «Норильский строитель» и «Огни Талнаха». Многотиражки делались журналистами-профессионалами, имели тиражи, сопоставимые с тиражами иных сегодняшних центральных газет.
 
Норилец в серых валенках
  Однажды стало известно о приезде Николая Николаевича Урванцева. Пригласили его в редакцию. Редактор Серафим Петрович Баранов соображал, у кого бы попросить машину, чтобы привезти гостя из гостиницы, что в Старом городе, – своего транспорта у нас тогда не было. Пока Баранов звонил, договаривался, на пороге появился сам Урванцев. Высокий, сухопарый, в длинных сапогах, кожаной потертой куртке и таком же шлеме. Пришел пешком. И так же ушел после встречи, не разрешив вызывать никакую машину.
Если сказать, что каждый из журналистов тогда знал, что представляет собой личность нашего гостя, значит покривить душой. Да, перед нами доктор геолого-минералогических наук, профессор. Да, исследователь данной местности, открыватель норильских руд. А подробностей – никаких! Долгие годы опалы, замалчивания сделали свое дело. Молодое поколение практически оставалось в полном неведении. Собственные  публикации Николая Николаевича Урванцева, статьи о нем появились и стали известны много позже.
   Вопросы в те времена следовало задавать с большой осторожностью. Чтобы не поставить в неловкость собеседника и себя. Особенно недопустимыми считались публичные рассуждения о репрессиях, хотя официально по стране уже шли реабилитации. Меня поражало, что сведения о ключевых событиях истории Норильского комбината и города, о людях передавались из уст в уста. Если и существовали печатные источники, то не для корреспондентов.
Тогда нам не показалось, что Николай Николаевич «разговорился». Он охотно рассказывал о зимовках, способах выживания, питании в экспедициях, сообразительности ездовых собак. Производственных тем не касался. На настойчивые вопросы о дальнейшем развитии комбината –  а тогда пошли слухи, что разведанных сырьевых запасов мало, что это чревато печальными последствиями (говорят, такие слухи возникают циклически), – ответил кратко: «У комбината есть будущее». Скупые слова, но их было достаточно, чтобы почувствовать перспективу. Мэтр от геологии знал, о чем говорил. Рудные богатства правобережья ведь не возникли внезапно. Их уже где-то обсчитывали, обсуждали, готовили к предъявлению обществу.  Время больших перемен приближалось, хотя  простым смертным  пока не дано было знать об этом.
Еще раз лично встретиться с Николаем Николаевичем мне повезло лет через семь в его ленинградской квартире. Приехала с поручением от музея комбината уточнить некоторые детали экспозиции. К тому времени  «Заполярная правда» уже напечатала  документальные рассказы Урванцева о северных экспедициях и исследованиях на Таймыре, мы постоянно посылали ему газету, имя Урванцева знал едва ли не каждый  норильский школьник. Словом, стали не совсем чужими, не то что при первой встрече. Кстати, обратила внимание, что при нашей беседе жителей Норильска он по-прежнему называл норильцами, а свою фамилию – с ударением на первой букве, как произносили все в те годы.
  Николай Николаевич был дома один. В кабинете – самая скромная обстановка. Огромный стол с настольной лампой. Какие-то рукописи (он руководил несколькими  аспирантами). Большая лупа. Вдоль всей стены протянулся книжный стеллаж из некрашеных досок. Толстые тома книг. На нижней полке – пара серых разношенных валенок. «Ноги иногда  зябнут, вот они и под рукой», – пояснил он. А у самого в кабинете было распахнуто окно, стоял конец зимы.
  Задание свое я выполнила, получив четкие ответы и нежданный подарок – книгу «На Северной Земле» с автографом. При открытии  в Красноярске Литературного музея передала ее в дар, и книга уже не раз украшала различные выставки.
 
Крутые шестидесятые
Начало разработки талнахских руд, разбудив отрасли производства, изменило и быт людей. Жившие на небольшом освоенном пятачке тундры, замкнутые этим пространством, они вдруг обрели простор, раздвинули границы, стало возможно куда-то поехать за пределы небольшого количества улиц. Асфальтовая дорога на Валек – первая ласточка. Она казалась просто чудом и верхом достижений цивилизации! А мост через Норилку! Новый аэропорт Алыкель! Электричка в Талнах! Дорога до Дудинки! Новое качество жизни, иное социальное самочувствие. Пришло ощущение стабильности.
Раньше никому не приходило в голову покупать автомобиль в Норильске. На него копили, чтобы завладеть предметом роскоши на материке в той, будущей «настоящей» жизни. Однажды прошел слух о покупке некой директрисой кинотеатра  мебельного гарнитура. Общественное мнение решило, что, конечно, она спятила – истинный норильчанин десятилетиями жил временно, «на ящиках», используя их как мебель. Но уже вскоре появились «записи на очередь», «списки передовиков» – на приобретение всего. Мебели, книг, ковров, холодильников, автомобилей, посудных сервизов, моторных лодок, моторов к ним… Вряд ли кто подсчитывал тонны газет и журналов, поступавших самолетами в адреса горожан. Личными библиотеками обзаводились все, от рабочих до директоров. Деньги шелестели в карманах и требовали обмена на товар. По Марксу. Товара всегда не хватало, но в Норильске его было больше, чем в других  местах.
Когда жизнь почти уже прожита, особенно ясно понимаешь, каким благом наделял Север, при всех его лишениях дав возможность не считать копейки. Комбинат обеспечил людям материальную состоятельность, достоинство, не портил мужских характеров – мужчины в благополучии содержали свои семьи.
  
А начальнику винограда не дали
Поездки! Не хуже нынешних олигархов отпускники  раскатывали по всей стране. Однажды в Ташкенте на главном базаре я обратила внимание на проходившую мимо женщину. По расцветке сарафанов (увы, издержки оптового завоза в навигацию) мы угадали друг в друге норильчанок. Обрадовались, словно родные. Она направлялась через Каспий на Кавказ, а меня несло в Алма-Ату и далее на Урал.      
Своим домом считался санаторий «Заполярье». После скитаний по турбазам, пансионатам, прозябания «дикарями» на различных пляжах, посещений родственников каждый норовил закончить отдых именно там, в родном оазисе с его степенным распорядком для взрослых и привольем для детей. Мне милее тот, старый деревянный семейный городок с отдельными домиками, множеством кошек, увивающим веранды виноградом, воробьями в столовой и привязанным за лапу коршуном для их устрашения…
Однажды со сроком путевки совпал день рождения моей младшей сестры, тогда студентки, а позже – педагога с тридцатилетним стажем преподавания литературы и русского языка в двух норильских школах, заслуженного учителя России, специалиста, способного даже пень обучить грамотному письму. У нее до сих пор повсюду на комбинате много бывших учеников. Но тогда она была просто заводная девчонка.
На праздник накупили много молодого винограда. Тугие гроздья с сизым налетом. Только с куста. «А почему бы не привязать их к нашему винограду?! – приходит сестре мысль. – Пусть гости удивятся!» Действительно, даже бывая в семейном городке в подходящие сезоны, никогда не видела плодоносящую лозу. Наверное, сорт декоративный или отдыхающие «не способствовали». Договорились – подвешиваем! Вид получился превосходный. Гости принимают за чистую монету. Время от времени под бокалы шампанского «срезаем» гроздь за гроздью.   Вдруг одна дама  начала расстраиваться. Из-за своего мужа. У него такая трудная, ответственная работа. Могут поднять ночь в полночь – вы же знаете порядки на комбинате. А что ему подсунули здесь?! Домишко какой-то, где не то что винограда, а простой зелени нет! Разоблачение шутки еще больше ее рассердило, и она убежала, несколько дней дулась, не здоровалась. Хорошо, что наши дети продолжали дружить как дружили.
  
Вот так ляпнула
Только-только стало «можно» выглядывать за рубеж,  норильчане моментально освоились и на заграничных маршрутах. Первое время мы охотно публиковали их впечатления, пока однажды один солидный известный человек не подсунул выдержки из путеводителя, каковые мы лихо пустили в печать. Разоблачил его такой же солидный из той же группы, имевший такой же буклетик. Слабость человеческая, а для газеты скандал.
Лично я тоже не избежала конфуза, который до сих пор не забыла. После туристической поездки с группой норильчан по Франции написала отчет с броским, крупным названием. Увы, горы Пиренеи в заголовке прошли с ошибкой, написала «ПЕри…». При выпуске тогда полагалось все до единой статьи, до крошечной  заметки прочитывать дежурному от редакции и так называемому ревизионному корректору. Подряд читает и сам редактор, подписывая номер в печать. Никто ничего не заметил. Читатели в те годы не прощали даже упущенной запятой, а тут такой развесистый ляп, да еще на таком уровне! Телефон в редакции разрывался. Обычно хватало дня, чтобы отбиться от ошибки, на следующий день все забывается, людей охватывают другие заботы. А меня терзали подольше, некоторые голоса узнавала. Мораль? Никаких путевых заметок! Путешествуйте сами или разглядывайте мир через телеканалы, кому что по силам!
 
Ох, срежут северные
Мода на Норильск становилась ошеломляющей. Сюда устремились писатели и поэты, художники и композиторы, артисты и спортсмены. Появились и первые иностранцы – премьер-министр Канады Пьер Элиот Трюдо, посол Чили в СССР, знаменитые чешские путешественники Зигмунд и Ганзелка, журналисты из газеты «Унита», писатель из ФРГ, свободно говоривший по-русски с уральским выговором (был там в плену). Японские деловые люди ходили по городу с постными лицами, постоянно трогая прикрепленные к пиджакам счетчики Гейгера. Что они искали, что потом писали в прессе и отчетах?
Мне нравился город того времени. Летом улицы выглядели щеголевато. На газонах бодро колосился овес. Дома подкрашены, дворы прибраны. Приезжай, кто хочет. Всегда готовы. Но норильский народ – осторожный, опасливый. Помню, когда в «узких кругах» стало известно о намерении главы государства Никиты Сергеевича Хрущева посетить Норильск, наш редакционный водитель сделал грустное заключение: «Срежут северные». Кстати, новость он добыл самостоятельно в большом гараже, где стояла редакционная машина. Высокий приезд тогда не состоялся якобы из-за погоды. А с «полярками» что-то «оптимизировалось» не в лучшую сторону незадолго до того.
  Годы шли, менялись поколения, а каждый визит больших людей продолжал отдаваться тревогой в сердцах простых  горожан. Они постоянно опасались за свои льготы. Им  хотелось, чтобы приезды происходили в наихудшую пору – желательно с черной пургой, в мороз с жестким ветром, полярную ночь, а лучше бы все смешивалось в одном буйном коктейле с вычетом неповторимой апрельской лыжни да прекрасного полярного дня.
  
На перспективу и для служебного пользования
В этом отношении посещение Алексея Николаевича Косыгина, председателя правительства, состоялось в самую что ни на есть подходящую погоду. Это был январь 1968 года. Когда гость выходил из самолета, рванул такой ветер, что Косыгин едва удержал на голове свою шапку – знаменитый «пирожок», а  поручни трапа развернуло, как складное зеркало. Все это показывало телевидение. Норильчане сочувствовали, но и были довольны тем, что представилась натуральная картина их жизни. Злые языки потом болтали о плохих поручнях в аэропорту, что было правдой, но других-то на тот момент не имелось.  
  Алексей Косыгин выступал сторонником  радикальных экономических преобразований, ратовал за предоставление большей самостоятельности предприятиям, пользовался  популярностью и уважением управленческого корпуса страны. На его встречу с партийно-хозяйственным активом комбината и города попали далеко не все желающие. Удивило, что говорил он «без бумажки» – исключительная редкость для того времени: два часа с цифрами и фактами о состоянии хозяйства в стране. Говорил о своих взглядах на разрешение назревших острейших проблем, много внимания уделил Норильскому комбинату.
От визита главы правительства ждали многого. Можно только предполагать, какие предварительные гигантские усилия были предприняты руководством и специалистами разных профилей по подготовке поездки и разработке необходимых предложений и проектов. Известно, что Косыгин действительно помог в решении комплексных направлений развития на значительную перспективу. А мне было лестно выполнить неожиданное поручение: отредактировать стенограмму его выступления – для местного служебного пользования.
 
Как и предсказал незнакомец
Вернусь к началу своей трудовой биографии. Рассерженный заведующий сектором печати Красноярского крайкома партии выпроводил меня в коридор «подумать» в ответ на решительные попытки отбиться от назначения в Норильск. Сижу на скамье, подвываю. Мимо проходит человек, какой-то работник крайкома. Интересуется, чем расстроена, не нужна ли помощь. «Зря отказываешься, – сказал, узнав причину моих горестей, – хоть поживешь среди умных людей». И пошел дальше по длинному коридору. Кто он был? Не знаю. Но как точно, будто впечатал  одним словом определение атмосферы Норильска, того, что задерживало здесь, на годы соединяло в единую общность тысячи и тысячи молодых людей.  
Ведь никто уже не приезжал в пустынную тундру. Мощный культурный слой, созданный предшественниками в труднейших условиях изгнания, плодоносил, подпитывал и взращивал новые таланты. В последующей жизни мне часто приходилось вспоминать и по возможности использовать норильский стиль, «почерк», которым свойственны, например, высокая  интеллигентность в ведении переговоров, рациональная  осторожность в принятии решений, поддержка порой неудобных, но одаренных людей.
Пока писала эти строки, память выбросила на поверхность больше сотни фамилий интереснейших людей, с кем были знакомы по работе. Некоторые имена и сейчас на слуху. А те, кого забыла или вовсе не знала, кто тоже жил творчеством, служением делу, доскональным знанием профессии?!  Безнадежный путь перечисления персон. Одному не под силу. Но, как и предсказал красноярский незнакомец, мне довелось жить среди умных людей.
0
Горсправка
Поиск
Таймырский телеграф
Норильск