WAP
PDA
Из-за собаки
Казус Виницкого
|
14 июля 2008 года, 12:13
|
Долго я откладывал эту историю. Но, чувствую, пришло время рассказать, а заодно и выпустить ее из себя. К тому же это неким образом мой моральный долг…
| Иерархия выдерживалась железно. По поляне вышагивал Соболь – крупный, рыжий, сказочно красивый кобель западносибирских кровей, за ним поспевала на трех ногах (одну отморозила в капкане) пятилетняя Зорька, за ней следовала годовалая Тайга, замыкала процессию семимесячная спаниелька Чуня, которая вместе с хозяином гостила на охотничьей точке Акит у Сергея Лузана и его напарника Саши Слижевича. Чуня, еще нетвердо усвоившая местные собачьи законы, периодически пыталась вырваться вперед и лизнуть в знак глубокого почтения морду Соболя, но не склонные к сантиментам суки ее каждый раз перехватывали, чувствительно покусывая при этом за бока. К тому же им очень не нравилось, что Чуня жила в избе, куда вход тундровым собакам строжайше запрещен, и питалась отдельно! А если бы они узнали, что спит Чуня вместе с хозяином на топчане, то точно бы ее слопали. В наши лесные выходы мы собак не брали или брали только Соболя. Однажды ночью Чуня соскочила с топчана и заскреблась в дверь. Я выпустил ее, подождал, пока вернется, и опять завалился на топчан. Через час все повторилось, и так несколько раз. Тогда я вышел вместе с ней и увидел, что собаку тошнит. Посветил фонариком – земля чистая, видимо, бедной собаке уже нечем было тошнить. С утра она ничего не ела и, что самое плохое, ничего не пила. Я развел порошковое молоко, она отказалась и от него, и от воды. Серега поглядел на все мои старания и сказал: – Да отвяжись ты от нее, выпусти лучше на двор. Найдет какой-нибудь нужной травы, пожрет – и все пройдет. Наверное, дохлого мыша прикусила. Не друг человека К собакам в тундре и в тайге отношение совсем другое – не то, что в городских квартирах. Никаких там «братьев наших меньших» или «преданных друзей человека». Собака – инструмент, причем весьма недефицитный. Она должна лаять, когда это требуется, тащить нарты, помогать в охоте. В редчайших случаях благодаря особым охотничьим свойствам или в память о какой-то ситуации, в которой собака выручила или даже спасла жизнь, отношение к ней менялось, но не настолько, чтобы, скажем, впустить ее в дом в жесточайший мороз. Такой собакой был Соболь, в одиночку державший медведя, в любой снег и мороз не оставлявший Серегу одного на путике. А так – мороженый налим на сутки, вот и все внимание. Заболела – выздоровеет, подохла – шкуру долой. Поэтому мое отношение к собаке, моя возня с ней, заболевшей, ничего, кроме усмешки, у хозяев не вызвало. На четвертый или пятый день я понял, что Чуня не выздоровеет. Никакой травы она не искала, не ела, не пила, а тихонько лежала на топчане, иногда соскакивая с него, чтобы выйти из избы и попытаться поблевать. В тот же день я увидел на морде Чуни кровь. Собака издыхала! Я со страхом подумал, что по возвращении в Норильск скажу жене, а главное – девятилетнему сыну? И потом, мне было очень жалко Чуню. А я сидел и ничего не делал, чтобы ей помочь! Пошел к Сереге. – Давай добираться до Снежногорска. Там самолет. Может, довезу до Норильска. Мужики переглянулись, поняли, что я говорю серьезно, и через полчаса, наспех покидав в лодку шмотки, мы с Серегой отчалили от берега и направились к выходу из залива. Дул мощный южный ветер с порывами. Наша «Обушка» первого выпуска, «утюжок», идеально вела себя с одним «Вихрем» на тихой воде, но боялась волны, особенно боковой. Выйти из залива на плес мы не смогли. Вернулись на точку, часа три чем-то позанимались, за это время ветер поутих. Вышли снова, смогли проскочить плес и войти в проливы, под прикрытие островов. Так, между островами, прошли основную часть пути и на последнем острове остановились, чтобы оценить обстановку. Место это называлось Партусова изба – по имени охотника, промышлявшего здесь. На нашей, подветренной стороне плеса стояла обманчивая тишина. И только в кронах деревьев ровно гудел сменившийся с южного на восточный, попутный нам ветер. Серега вспомнил о предупреждении, полученном нами от Хантайского озера несколько дней назад, когда струей воды, ударившей в сливное отверстие поддона двигателя, залило свечу на нижнем цилиндре, и мы, наверное, час отрабатывали на верхнем, чтобы уйти под берег и просушить свечу. На этом плесе такой номер не прошел бы – уходить было некуда. Сергей взял нож, вырезал четырехугольную чурочку и забил чопик в сливное отверстие. Это техническое решение спасло три жизни – Чунину и наши с Серегой. Нашли виноватую Отчалили и взяли курс на Снежногорск. Воздух на Севере прозрачный, видимость прекрасная: отчетливо просматривались стоящие на крутом берегу Хантайки пятиэтажные дома поселка. Через пару километров нас наконец нагнал восточный ветер. Прошли, взбираясь и спускаясь, первые три волны. – Ну вот, начинается! – сказал Серега. Потом он молчал и лишь однажды нарушил молчание. По мере нашего удаления от острова восточный ветер набрал полную силу, и мы попали в шторм, какого ни я, ни, как потом выяснилось, Серега и близко не видели. Каждый раз, когда лодка медленно влезала носом в волну, думалось: ну вот она, последняя… Но, забравшись на нее, мы медленно спускались вниз. В это время сбоку ударяла южная волна, поднимая корму. Вот когда спас Сережин чопик! Сколько раз это повторялось, я не помню. Может, тысячу раз, может, десять тысяч. В один из таких моментов Серега и произнес: – Из-за собаки! Чуня сидела на дне лодки между моих ног и тряслась. Кровавая полоска пересекала собачью морду. Наверное, животное уже ничего не воспринимало. К какому-то времени стало ясно, что нам вряд ли удастся выбраться. Странно устроен человек. Когда я это почувствовал, передо мной как-то быстро и очень подробно прошла вся моя жизнь. Я всех вспомнил, попрощался с живыми, помянул ушедших… Паники не было, страха – что удивительно – тоже. Была полная безнадежность и полное понимание: ну вот и конец. Но почему-то Господь берег нас: мотор не глох, бензин не заканчивался, а мастерство Сереги позволяло двигаться вперед. Малейшая пауза в движении поставила бы точку на нашем путешествии. Спаслись! Сколько это длилось, я не знаю. Наверное, часов пять. Берег, однако, приближался. Оставалось несколько километров, когда появилась надежда: может, выберемся. Тут мы заметили группу людей, бегущих по берегу. В руках одного из них был длинный шест с привязанной к нему белой тряпкой. Мужик периодически поднимал его, а затем, опуская, указывал в сторону поселка. Я тронул Серегу за плечо, убедился, что он тоже это видит, и мы пошли вдоль берега, метрах в пятидесяти от него. Мужики увидели, что мы отреагировали на сигнал, и побежали быстрее. Потом они остановились, и тот, с шестом, стал на одном месте его поднимать и опускать, как жезл. Мы поняли, куда они зовут нас. В одном месте на берегу из толстенных досок был устроен причал. Мы подобрались, Серега поймал волну, дал газу, и мы влетели с волной на причал, где в десять рук мокрые по пояс мужики подхватили лодку и вместе с нами, собакой и всем остальным вытащили ее по доскам наверх, к самому берегу. Я вылез из лодки, подошел к одному из мужиков, хотел сказать спасибо и пожать руку, но получил открытой ладонью толчок в грудь. – Вы что тут цирк устраиваете? Мы в такую погоду на своих не ходим, а вы на этой лоханке… Нам что, тонуть прикажете, вас спасая?! Я отвернулся, нагнулся и стал доставать из лодки Чуню. Достал, утер кровь, повернулся к Сереге. Ему тоже что-то выговаривали, держа за грудки. Мой спаситель посмотрел на меня, на Чуню и закричал своим: – Мужики, слышь, мужики! Это они из-за собаки! В голосе его было удивление, недоумение и даже некоторая опаска. Мужики сбились кучкой в стороне от нас, один из них бросил: – Ну, стало быть, давайте. Развернувшись, они пошли в поселок сушиться. Наивный Мы поднялись по причалу на берег, я аккуратно положил Чуню, и мы с Серегой молча обнялись. Постояли. Блаженное, ни с чем не сравнимое, ни разу мной до того и после не испытанное ощущение твердой земли под ногами! И опять нарушил молчание Серега: – Я больше всего боялся, что ты полезешь в нос лодки, в гермоотсек, за спасжилетами. Дошли до дома друга Сергея, за притолокой нашли ключ. Я положил Чуню на диван и пошел в диспетчерскую ЛЭП-220 позвонить в Норильск. А Серега направился в ближайший магазин разбивать чудом уцелевшую «двадцатку». Дозвонившись до Норильска, рассказал про Чуню жене, попросил ее связаться с Борей Палеем, чтобы он встретил меня на Вальке, а также с Ольгой Соломахой из НИИ Крайнего Севера (это от ее собаки досталась мне Чуня), чтобы нас приняли институтские ветеринары. После телефонного разговора с Норильском я поблагодарил диспетчера и хотел уже было идти, но диспетчер меня остановила, сказав, что все слышала; сейчас подойдет ее подруга и, может быть, что-то подскажет. Подруга, оказавшаяся фельдшером «скорой помощи», на автомобиле с красным крестом поехала вместе со мной искать ветеринара. Нашли какую-то тетку, которая объяснила, что давно ветеринаром не работает и помочь не сможет. Моя спутница расстроилась, сказав, что утром, до самолета, мы обязательно найдем специалиста, а сейчас она даст марганцовки – надо сделать слабый раствор и влить его собаке, повторив это дважды. Мы с Серегой подготовили литровый чайник, занесли Чуню в ванну и разом залили в нее весь раствор. Через минуту все влитое вернулось назад со сгустками крови. На это страшно было смотреть. Я отнес совсем обессилившую Чуню на диван, возле него поставил на всякий случай мисочку с молоком. Сели с Серегой за стол. «Двадцатки» хватило на 0,75 венгерского коньяка «Матра» и на бутылочку «Токайского». Сидя на кухне, налили по стаканчику. Вдруг в комнате раздался странный звук – как будто что-то упало. Я высунулся из кухни и увидел, что Чуня спрыгнула с дивана и – о счастье! – лакает молоко. Грусть, сопровождавшая распитие, вдруг исчезла, на душе стало легко. Нет, не зря мы через все это прошли. Утром приехала на «скорой» моя вечерняя провожатая и повезла прямиком на ферму, где содержалось местное коровье стадо. Нашли ветеринара! Ну, скажу я вам… Ресницы по два сантиметра, убойный маникюр, лет, наверное, 20–22. Она только что вернулась из отпуска и сохраняла, что называется, отпускной прикид. Вот, думаю, попал: как же, вылечит мою Чуню эта фифа! Фифа меня выслушала, ненадолго отлучилась и вернулась с полным шприцем и старой бутылкой – настолько замшелой и затертой, будто в ней сидел Хоттабыч. Ловко и быстро – так, что Чуня ничего не успела понять, – она сделала укол, потом, после команды «откройте ей пасть и держите», стала вливать собаке какую-то гадость с запахом, хуже которого я в жизни не встречал. Пришла фельдшер и сообщила: самолет сегодня не летает. Фифа вымыла руки и снова скомандовала: – Тогда приезжайте в обед, я из дома принесу хорошее лекарство. Мы приехали в обед. Фифа достала какую-то склянку и предупредила, что лекарство плохо пахнет и этот запах будет держаться на руках несколько дней. Наивный! Утром я думал, что рекорд по вони не будет побит никогда. Но запах нового лекарства мог свалить с ног. Минуты и вся жизнь На следующее утро мы уехали в аэропорт, где скопились пассажиры с трех рейсов. Наш был третий. Пришла кассирша, высунулась из окошка и спросила: – Где тут гражданин с собачкой? Полетите первым. Народ безмолвствовал. Никто не возражал. К тому моменту нашу историю знал весь поселок. По прилету в Норильск мы поехали к ветеринарам НИИСХ. Ольга, всплеснув руками, закричала: – Что ты сделал с собакой? Это же мешок с костями! «Мешок», бодро облаяв чучело овцебыка в фойе, сделал около него лужу и повернулся ко мне, как бы спрашивая: ну, все, вроде, когда поедем домой? Фифа вылечила собаку. Когда я показал Ольге список использованных Фифой лекарств, та очень удивилась: мол, где это все достают? Одно название я помню даже сейчас: «Фракция Б». Чуня прожила долгую и счастливую охотничью жизнь. Облазила весь Таймыр, север Якутии. В старости погоняла тетеревов и глухарей в Мещере. Спустя пятнадцать лет меня попросили разобраться в одном деле в Снежногорске. Полетели туда на вертолете Ми-2. Вылетая назад, я попросил командира немного изменить маршрут. И мы прошли от Снежногорска до Партусовой избы и лишь потом отвернули на север. Время полета до избы составило двенадцать минут. Вот. В одну сторону – двенадцать минут, а в обратную – вся жизнь. |
| 0 | Твитнуть |
