Веселая страна – Пионерия. Красные галстуки, барабаны, летом – «Зарница» со всамделишными погонами и погонями по зарослям в пионерлагере. До поры до времени. Никому и в голову не могло прийти, что в этой самой почти партийной принадлежности, казалось бы, могла запросто покалечиться целая жизнь.

Году эдак в 1986-м перед судом общественности предстали трое… даже не пионеров и не комсомольцев, а так – «шпаны беспартийной». Притащившись вечером в школу, они от нечего делать – оттого, что в сильные морозы некуда податься, кроме как в родное учебное заведение, – залезли в актовый зал. Сначала прыгали по креслам, потом скакали на столах в президиуме на сцене, после качались на тяжелом бархатном занавесе, с успехом его оборвав. Ну а пока, как мартышки, раскачивались, зацепили водруженный на стену огромный портрет Ленина. И вождь мирового пролетариата был тут же низвергнут таким вот нехитрым способом. Как ни улыбался с портрета Ильич своей знаменитой улыбкой, хитро прищуриваться из-под кепки ему пришлось уже с пола. Вдобавок ко всему кто-то смачно шлепнулся ему на рисованную физиономию прямо со сцены и совсем подпортил имидж. На грохот обрушившегося дедушки Ленина в актовый зал влетела завуч и несколько учителей. Злоумышленников взяли прямо на месте преступления и решили устроить показательный суд. Кто его знает, может, изначально цель публичного порицания и носила исключительно воспитательный характер, но в процессе подготовки суда пионерской чести (или комсомольской – теперь уже без разницы) педагоги так расстарались, что в зале заседаний школы со стороны обвинения оказался даже районный прокурор. А  само заседание приобрело характер исключительно судебный и даже карательный. В лучших традициях тех лет с трибуны выступали делегаты от комсомольской и пионерской организаций, от педагогического коллектива, от родительского комитета и, конечно, от партийных и правоохранительных органов. Пригласили прессу, привлекли автора этих строк, как начинающего юнкора, к созданию фотографических образов. В общем, выступающие так увлеклись бичеванием провинившихся, что на бедных пацанов смотреть без слез было невозможно. Понемногу спектакль под названием «Мы обвиняем» подобрался к своему логическому завершению, но для обвиняемых он казался далеко не театральным действом. У мальчишек глаза были не просто на мокром месте – лица стали красными до свекольного оттенка. И громом среди ясного неба для большинства стал оглашенный приговор: из юношеской организации изгнать, галстук отобрать, поставить за четверть «неуд». Но это еще куда ни шло, а вот исключить из школы – этого никто не ожидал. Притом что лица взрослых украшало осуждающее выражение, в этих же глазах читалось: выгонять-то за что – за третьесортную мазню на фанере? В общем, один из веселой троицы вылетел из школы. Утешить его могло только то, что оказался он старше своих «подельников» в подорвавшей государственные устои деятельности и давно собирался, как выяснилось, «свинтить в «путягу». Вот в дорогу в профучилище его и благословили педагоги с районным прокурором. Зато сейчас те мальчишки, небось, вспоминают свое пионерское прошлое за кружкой пива и с гордостью поднимают тост: «Ну, за жертв политических репрессий!»

Тихо! Идет процесс!