Марк МООР: «Государство финансирует только позитивные проекты»
ГОСТЬ «ЗВ»
9 октября 2009 года, 15:55 Фото: Денис КОЖЕНИКОВ Текст: Инна ШИМОЛИНА
|
Норвежский музеолог Марк МООР прилетел в Норильск на Международную научно-практическую конференцию «Музеи Крайнего Севера III тысячелетия – проблемы, опыт, перспективы». Доклад, с которым выступил Марк, был посвящен преобразованию норвежских музеев за Полярным кругом и реформированию всей музейной системы страны.
– Марк, вы француз по рождению, живете в Норвегии. Как давно вы стали норвежцем? – Я женился на норвежке. Вот почему живу и работаю в этой стране. Уже сорок лет. – В чем особенность норвежских музеев за Полярным кругом? – Музеи, которые находятся на севере страны, очень маленькие, по-настоящему большие музеи сосредоточены в больших городах. Норвежское общество очень децентрализовано. Страна сама протянулась на достаточно длинное расстояние, то есть она не сконцентрирована в одном месте, а тянется вдоль побережья почти на 25 тысяч километров. Люди всюду живут на этой протяженности – то здесь, то там. В том числе и на севере. Северные районы густо населены, потому что здесь благоприятный климат – он не холодный, а умеренный. Это была политическая задача: заставить людей жить не в одном месте, а расселиться по всей стране, чтобы и на севере строились школы, системы коммуникаций. Этой задаче были подчинены и музеи. В Норвегии проживает всего 4 миллиона человек. Люди осваивали страну, но маленькими сообществами. Поэтому наши музеи тоже маленькие. – Вы были директором Регионального музея Лофонтенских островов. Расскажите о нем. – Основное направление нашего музея – история рыболовства. Лофонтенские острова – это единственное место в Европе, где добывается много трески. Она приплывает сюда из Баренцева моря на нерест. Треску здесь ловят, сушат и отправляют на экспорт уже много веков. Раньше даже короли Испании ели сушеную рыбу с Лофонтенских островов. А мы, получается, единственный музей в мире, который хранит историю ловли трески. Наш музей был создан в 1982 году. Он находится в доме старинной рыболовецкой деревни девятнадцатого века. Во времена моего директорства в музее была типичная для того времени ситуация: большая ответственность, множество задач, маленький бюджет, персонал из трех человек и множество разочарований. Я пытался изменить эту систему путем организации новых выставок, различных мероприятий. Все это было направлено на то, чтобы стимулировать посещение музея туристами, но должного эффекта это не принесло, и я разочаровался. Однако сейчас ситуация в нашей стране резко меняется. В последние годы запускается рыночный механизм, и он становится сильнее, чем все остальные, а государство как бы отходит назад. Рыночные отношения распространяются на все сферы жизни, в том числе и на музеи. Происходит приватизация публичного сектора. Эта система в свое время была инициирована в Британии Маргарет Тэтчер, там тоже большинство учреждений стали частными. Такие же изменения происходят и в других европейских странах, где публичный сектор традиционно получал поддержку от государства. В Норвегии сейчас тоже новая идеология в музейной среде: музей должен быть больше и работать эффективнее, привлекая зрителей новыми проектами и мероприятиями. – Как музеи выживают в новых условиях? – Результаты реформирования системы пока неизвестны. Процесс только запущен. На севере Норвегии очень много маленьких музеев, где работает по два-три человека. Политика государства как раз в том и заключается, чтобы объединить их в более значимую административную единицу. Если они этого не сделают, то не получат поддержку от государства. И это работает. Десять лет назад в Норвегии было шестьсот музеев, сейчас – менее ста. – Вы сами поддерживаете эту систему? – Я согласен с тем, что нужно было ее модернизировать, потому что у маленького музея меньше возможностей эффективно работать. В этой реформе вижу больше плюсов, чем минусов. Вместе с тем происходят и неоднозначные процессы, которые она вызвала. Политические решения в основном принимаются центральной бюрократической системой, которая не особенно осведомлена о проблемах на местах и мало знает о музейной локальной жизни. В связи с этим интересен пример Осло: там решили объединить четыре крупнейших учреждения – национальную норвежскую галерею, музеи современного искусства, архитектуры и дизайна. Норвежские политики мечтали создать единый крупнейший музейный центр, как в испанском Бильбао, чтобы сюда приезжали туристы со всего мира. Идея была неплохая, но, когда ее стали претворять в жизнь, это не принесло ожидаемого эффекта. Нельзя мешать в кучу разные объекты. Причем такого уровня, как национальная галерея, которой более двухсот лет. Сейчас рассматривается вопрос, чтобы из одного музея опять сделать четыре. – Какими проектами теперь занимаетесь вы? – Последние годы работаю как фрилансер, занимаюсь выставочными проектами в разных музеях. Самый последний из них – большая экспозиция, посвященная истории ГУЛАГа. Проект возник в результате сотрудничества с московским обществом «Мемориал». Они помогли мне с фотографиями и документами. Возможно, что-то по этой тематике мне удастся найти и в Норильске. – Когда вы познакомились с норильским музеем? – Это случилось четыре года назад, когда прилетел в ваш город на конференцию «Локальные истории». – И тогда же вы привезли свой проект. – Я с 1996 года контактирую с красноярским музеем по поводу Фритьофа Нансена. Позже возник еще один интересный проект, связанный с деятельностью норвежских предпринимателей, организовавших свое производство еще до революции на побережье Енисея. Они строили здесь фабрики и заводы, занимались лесом и производством бумаги. Свою продукцию норвежцы перевозили из Лесосибирска по Енисею до Баренцева моря и даже доплывали до берегов Америки. Из этой истории я сделал большой выставочный проект и представил его на красноярской международной музейной биеннале. Там я впервые и познакомился с директором норильского музея Светланой Слесаревой. Я предложил ей сделать выставку о Фритьофе Нансене, его путешествии в Поволжье в двадцатые годы прошлого столетия. В конечном итоге это случилось. Я прилетел, чтобы сделать доклад на конференции, и привез выставку фотографий. Норильский музей очень интересный. У него много проектов, есть что изучать. Если будет возможность, возьму у них интересные материалы по ГУЛАГу и покажу их у себя на родине. Но наше сотрудничество пока на стадии обсуждения. – Норвежцам интересна тема ГУЛАГа? – В Западной Европе люди вообще не знакомы с этой темой. Поэтому к ней трудно привлечь внимание. Но для меня важно сообщить людям, что был такой факт в советской истории. История – это достаточно замкнутая система, и очень важно не забывать ее, чтобы не повторялись такие события. Молодежь в Норвегии совсем не интересуется историей, она ничего не знает даже о своих корнях. При помощи индустрии Голливуда, которая делает фильмы о нацизме, нацистах, Второй мировой войне, холокосте, европейцы в курсе всех этих проблем. А что происходило в Советской России, что такое ГУЛАГ, никто не знает. Потому что никто на эту тему не говорит. – Вы первый норвежец, кто ее поднял? – В части выставки – да, она будет первой в Норвегии на тему ГУЛАГа. Мы уже показали экспозицию в западной части страны, теперь планируем выставиться в других регионах. Я работаю как фрилансер. Сам договариваюсь с музеями о предоставлении площадей, ищу деньги. Это очень тяжелая работа. – Кто вам помогает? – Я два года собирал деньги на проект по ГУЛАГу, мне помогали разные благотворительные фонды. В Норвегии очень сложно получить финансовую поддержку от бизнес-корпораций или государства. Они с большей радостью дают деньги, когда ты показываешь что-нибудь радостное, позитивное. А когда поднимаешь сложные вопросы, практически невозможно получить спонсорскую помощь. – Какой была реакция первых зрителей на вашу выставку? – Это была сильная по эмоциональному восприятию выставка. Она беспокоит людей, они начинают задавать вопросы. Поэтому еще так важно, чтобы выставку посмотрели дети. – В России вы работали только в Красноярском крае? – В Москве, но там у меня не было проектов, в Красноярске и Норильске. – Как вам Норильск? – Ваш город – уникальное явление. Он производит впечатление за счет своей истории, окружающей среды, индустриализации. Конечно, это вызов человеку. Норильск, я считаю, имеет огромное значение не только для российского Севера, но и в целом для мирового. – Марк, ваша работа – это сплошной альтруизм. Вы с этим согласны? – Да, наверное, вы правы. Мне моя музейная работа приносит огромное удовлетворение. Хотя в ней есть и свои сложности, связанные с поиском денег на реализацию проектов, покупку авиабилетов, чтобы куда-то полететь. Трудностей много. Однако любой проект приносит мне в итоге эмоциональное удовлетворение. И это самое главное. |
0 | Твитнуть |