Понедельник,
24 июня 2019 года
№6 (4675)
Заполярный Вестник
Бесконечная красота Поморья Далее
Экстрим по душе Далее
Гуд кёрлинг! Далее
«Легендарный» матч Далее
Лента новостей
15:00 Любители косплея провели фестиваль GeekOn в Норильске
14:10 Региональный оператор не может вывезти мусор из поселков Таймыра
14:05 На предприятиях Заполярного филиала «Норникеля» зажигают елки
13:25 В Публичной библиотеке начали монтировать выставку «Книга Севера»
13:05 В 2020 году на Таймыре планируется рост налоговых и неналоговых доходов
Все новости
Командировка длиною в жизнь
Норильские мемуары
4 июня 2010 года, 12:52
Текст: Аркадий ВИНИЦКИЙ
В апреле 1975 года я получил ответственное задание: изготовить на полигоне детали памятника героям войны.
Начало в «ЗВ»  №90 за 21 мая и №95 за 28мая
 
Памятник в честь тридцатилетия Победы в Великой Отечественной войне должен был открыться на Севастопольской улице. Требовался белый цемент. Снабжением на заводе занимался Пауль Мартович. Эстонец, воевавший на стороне немцев, он после срока заключения работал на ЗЖБИ начальником производства, а потом снабженцем.
 
Два Ивана Ивановича
У Пауля был свой кабинет, но застать его там не представлялось возможным. Проще было встать где-нибудь в цехе и ждать, когда минут через двадцать мимо тебя пронесется Пауль. Его тут же надо было перехватывать и излагать свою просьбу. Потом минут пять приходилось выслушивать, что ты такой здоровый лоб, что ты так и не научился работать, что такие вопросы задают хотя бы за несколько дней, что ты в итоге ничего не получишь и сам в этом виноват. Но уже на следующий день, а часто и через несколько часов, возникал Пауль и орал:
– Дай людей разгрузить машину. Я тебе все привез!
Вот такой был горячий эстонский парень. Об одном связанном с ним казусе не могу не рассказать.
К февралю 1976 года кампания по борьбе с пьянством на производстве себя исчерпала. И женщины завода к 23 Февраля вполне официально устроили нам праздник, совместив его с открытием новой столовой.
Встречали нас оригинально. Татьяна Павловна Федорцова, одна из негласных лидеров в коллективе, придумала следующее. Каждого входящего в зал встречали девушки с двумя корзинками – маленькой и большой. Из маленькой гость доставал бумажку с номером, по которому в большой корзинке ему находили подарок, разворачивали и вручали.
Пришла очередь Пауля. Он достал бумажку, назвал номер, из большой корзинки извлекли подарок – модель артиллерийского орудия, почти полную копию немецкого орудия калибра 75 мм, батареей которых в 1944–1945 годах командовал обер-лейтенант дивизии СС «Эстония» Пауль Элерма. Пауль невозмутимо взял пушку, сказал «Пу-пу» и пошел к своему столику…
Белый цемент Пауль достал. Приехали архитекторы и скульпторы, и строительство памятника пошло полным ходом. По всем показателям мы успевали.
Начали формовать. Бригадир формовщиков Иван Иванович Винокуров отвечал за подготовку бетона на белом цементе. Бетон замешивался в специально выделенной и отмытой бетономешалке, а доставлялся на специально выделенном и тоже отмытом самосвале.
Невысокого роста, с седыми волосами, с идеальными как жемчуг зубами, красным лицом и яркими, небесного цвета глазами, Иван Иванович был к тому же обладателем невероятно кривых, как у профессионального кавалериста, ног. Кривизну подчеркивали сапоги с узкими голенищами. В силу своего возраста Иван Иванович физически работать уже не мог, поэтому занимался в бригаде организационными вопросами.
Он входил в комнату мастеров, срывал шапку, бросал ее на пол и начинал топтать ногами, беззвучно открывая и закрывая рот. Обычно это означало следующее: бригада залила бетоном полпосуды, в это время с бетона сняли самосвал и отправили невесть куда, бетон начал схватываться, после  смены людей он оставить не сможет, будет брак, отвечать за этот бардак он не желает и так далее, и тому подобное.
Иногда на склады приезжал другой Иван Иванович – Максимов. Главный диспетчер норильской стройки, он предпочитал лично оценивать запасы железобетона. К слову, сделал он для этой стройки столько, сколько не сделал ни один другой человек. Спецтранспорт для новых, осваиваемых видов продукции, просто транспорт в сложных ситуациях – по любому поводу к нему можно было обратиться. Меня он называл сыночком, а по имени-отчеству стал величать, когда мне было уже под пятьдесят. Доработал Иван Иванович Максимов до конца 90-х годов.
Наблюдая со стороны, я видел, что Иваны Ивановичи знакомы, но демонстративно не здороваются друг с другом и даже отворачиваются при встречах.
Молодым пацаном Иван Винокуров в компании таких же, как сам, ребят  залез на склад кожевенного сырья на местной фабрике, за что и принял посильное и длительное участие в строительстве Комсомольска-на-Амуре. Бригада, в которой он трудился, в какой-то момент заметила, что позволявшие себе критиковать действительность исчезали бесследно. А потом вычислили и «стахановца», сообщавшего о задушевных разговорах куда следует.
Кинули спичку. Жребий пал на Ивана Ивановича. Все было сделано практически на виду, и Винокурову присудили «высшую меру социальной защиты». Для исполнения приговора его отправили куда-то на Урал, где он долгое время просидел в камере, ожидая расстрела. Постепенно его стали выводить на прогулку, потом доверили колоть дрова и разрешили свободный вход и выход из камеры. Через год в Советском Союзе отменили сметную казнь и заменили ее Ивану двадцатью пятью годами лагерей. С такими сроками сидели только в спецзонах – так Иван Иванович оказался в Норильлаге.
В начале пятидесятых Винокуров уже работал бригадиром в «Медьстрое», руководил которым Николай Павлович Епишев. Однажды бригада Винокурова получила спецзадание: остаться на вторую, ночную смену и подготовить эстакаду для сгона по ней нового экскаватора, который завезли на площадку железнодорожной платформой. Народ в бригаде был ушлый. Где-то разыскали фрагмент старой, уже использованной эстакады, укрепили ее, приспособили к платформе. И совершили немыслимое.
Экскаватор работал от напряжения шесть тысяч вольт. Рядом с железнодорожными путями проходила воздушная линия электропередачи с таким же напряжением. И бригада ухитрилась, не отключая линии, подать напряжение на двигатель экскаватора и согнать его с платформы своим ходом. К середине ночи экскаватор стоял на земле. По этому поводу Иван достал заветную, бережно хранимую бутылку спирта, кое-какую закуску, и бригада потянулась к столу.
В семь утра расконвоированный к тому времени Иван Иванович Максимов в должности диспетчера «Медьстроя» делал обход. Сооружение эстакады под разгрузку крана считалось в эти сутки самой важной работой. И Максимов пошел посмотреть, что сделано. По пути находился бригадный балок, в котором горел свет. Максимов заглянул в окно и увидел застолье. Решив, что вместо строительства эстакады бригада загуляла, он к платформе не пошел, но и в балок к гуляющей бригаде разумно не сунулся. Вернулся на вахту и уже там распорядился доставить к нему бригадира.
Ивана Ивановича Винокурова привели на вахту, где он выслушал предъявленные обвинения. Благородное возмущение вскипело в нем. И, схватив со стола телефон, Винокуров, по его образному выражению, «надел его на голову Максимову».
Закончить бы Винокурову свою биографию на Далдыкане, в расстрельной камере, не появись на вахте Епишев. Пользующийся непререкаемым авторитетом как у охраны, так и у зэков, Николай Павлович  потихоньку приглушил скандал, благо Максимов был в теплой шапке и травмы не получил. Винокурова отпустили, даже за организацию пьянки не наказали. Кстати, человеческие качества помогли Епишеву во время норильского восстания: в его кабинете зэки даже карандаша не тронули.
Много лет спустя, уже после амнистии, Иван Иванович Винокуров занедужил ногами, и его взял на завод железобетонных изделий назначенный туда директором Епишев.
Возвращаясь к строительству памятника на улице Севастопольской, замечу, что работу свою мы сделали нормально. Это подтвердило и время – все-таки 35 лет прошло. Правда, партизанку пришлось переделывать.
Один из архитекторов вспомнил, что еще в институте что-то слышал о положительном влиянии гипса на свойства цемента. Гипс действительно добавляют к цементу, но в очень малых количествах – до полупроцента.
Иван, решив, что все налажено, ушел обедать, и по команде архитектора в бетон добавили несколько мешков гипса. Ничего не зная об этом, мы залили партизанку и после пропарки к своему ужасу увидели рыхлую массу. Иван попытался поймать архитектора, но тот, правильно оценив ситуацию, удрал быстро и далеко. По счастью, время было и мы успели переформовать бедную женщину.
Не могу не вспомнить еще одну историю, связанную с полигоном. Помощником у Ивана Ивановича Максимова был Николай Чучманский. Тихий, спокойный человек с четырехклассным образованием.
Завод не выполнял план по изобретательству и рационализации. Главный инженер собрал инженерно-технических работников и раздал каждому задание: к завтрашнему дню подготовить столько-то рацпредложений. И чтоб авторами были рабочие – итээровцев и так хватает.
Я не стал морочить голову пролетариату, сел и от имени разных рабочих написал положенное количество предложений. Одно, особенно заковыристое, – от имени Чучманского, стараясь сохранить его разговорный стиль.
Предложения на комиссии зачитывались вслух. Когда зачитали написанное мною от имени Николая, Михаил Арсентьевич Шкидько поерзал в своем кресле и сказал:
– Только Чучманский мог написать такую х…!
И с фирменным выражением лица махнул рукой инженеру по БРИЗу: мол, принимай.
Меня довольно долго дразнили на заводе Чучманским…
В конце 1975 года руководство решило поменять подкрановые пути в цехе. Они были в жутком состоянии. Конечно, начальство хотело сделать как лучше, а получилось… правильно, как всегда. Сроки сорвали, цех стоял. О месячном и квартальном планах не могло быть и речи. И что самое страшное – не просматривался и годовой. А тут еще на завод приехал заместитель директора комбината по строительству Артем Андреевич Бобров. Человек жесткий, сам хлебнувший лагерной баланды, на записке по поводу ремонта написал: «Затею Голубенко и Епишева по замене подкрановых путей считаю преступной. Бобров». Весомая резолюция!
Выручили нас опять Константин Назаров, институт «Норильскпроект» и горисполком. Для очередной стройки снесли частные гаражи, и горисполком обязал нас взамен построить новые. На остатках некондиции я двое суток подряд вместе с ОТК наносил букву «Г» (гаражные), пока 31 декабря экономист Нелли Седова не сказала: «Хватит!» Годовой план был перевыполнен на восемь кубометров. Про реализацию в это время уже забыли.
Рельсы поменяли. Но завод после этой истории как будто потерял силу. Вскоре убрали Николая Павловича Епишева, а за ним и Михаила Арсентьевича Шкидько.
Через год моей работы на комбинате меня вызвал главный инженер управления стройматериалов Леонард Владимирович Чалый и сказал:
– Предлагаю на выбор два варианта. Первый – главный инженер объединенного (старого и вновь построенного) завода железобетонных изделий. Второй – главный технолог строящегося завода минераловатных изделий.
Я выбрал второй вариант. Но это уже другая история.
Март 2010 г.
0

Читайте также в этом номере:

Приятная неожиданность (Лариса ФЕДИШИНА)
Охота на диоксид серы (Татьяна РЫЧКОВА)
Кто Дригваля не слышал (Александр СЕМЧЕНКОВ)
Горсправка
Поиск
Таймырский телеграф
Норильск