Понедельник,
24 июня 2019 года
№6 (4675)
Заполярный Вестник
«Легендарный» матч Далее
С мечом в руках Далее
В четвертом поколении Далее
Экстрим по душе Далее
Лента новостей
15:00 Любители косплея провели фестиваль GeekOn в Норильске
14:10 Региональный оператор не может вывезти мусор из поселков Таймыра
14:05 На предприятиях Заполярного филиала «Норникеля» зажигают елки
13:25 В Публичной библиотеке начали монтировать выставку «Книга Севера»
13:05 В 2020 году на Таймыре планируется рост налоговых и неналоговых доходов
Все новости
Путешествие в Россию
3 июля 2009 года, 16:44
Фото: Игорь и Олег МИХАЙЛИШИНЫ
Текст: Валерий КРАВЕЦ
Именно так – в Россию. Поездка, о которой я собираюсь рассказать, оказалась путешествием не  только по бескрайним просторам России, а в суть самого понятия, которым она для меня  является в первую очередь, – Родина.
В начале мая мои друзья предложили присоединиться к ним в необычной поездке: в перегоне автомобиля из Мытищ в Красноярск. Как я мог отказаться, несмотря на то что уже вторую неделю моя левая рука была в гипсе? Полжизни я провел в Красноярском крае, а путешествия – моя неутолимая страсть. Тем более что стоял май, когда дорога в Сибирь уже не связана с холодами, метелями, бездорожьем. Итак, поехали!
 
Мытищи – Красноярск,
4–7 мая 2009 года
Муравьи
По всей России (во всяком случае, по маршруту нашего движения до Красноярска) земля покрыта какими-то кочками. Они как прыщи на коже земли.
Что это?
Подошел к одной «кочке». Разворошил. Да это же муравейник!
Миллиарды муравейников в России. В каждом – миллионы муравьев. И все, что называется, пашут. И труд у них не мартышкин – муравьиный. И, наверное, понимают, что и зачем неустанно делают.
Вот у кого надо учиться трудолюбию и нелености!
Надо обладать отвагою,/ Чтобы не увидеть зол/ И в кладбищах над оврагами,/ Разъедающими дол,/ И в домах, обескураженных,/ Что какой пустуют год,/ Словно шла здесь злая вражина,/ А не собственный народ.
Земля горит
Практически  все четыре тысячи  километров с «гаком», которые мы проехали, нас сопровождал запах гари, переходящий  в едкий дым. Горела прошлогодняя трава, стерня от сжатого хлеба, а нередко и свалки, как стационарные, так и возникающие стихийно. Что за страсть у народа поджигать все, что горит? Вчера из окна своей квартиры в Королеве я наблюдал, как мелюзга дошкольного возраста собирала всякую способную гореть мелочь и таки развела костерок в районе детской площадки. И никто из взрослых не надоумил их прекратить игру с огнем.
А вот огненный пал, который стелется по земле, уничтожая посадки, деревья, а иногда захватывает дома и целые селения (телевидение не раз показывало нам нынешней весной пожары, которые начались с палов), уже не игра.
Откуда взялось само слово «пал»? Может быть, от русского «палать», то есть пылать, пыхать, ярко пламенеть.
А как он возникает, пал? Нередко по неосторожности, но часто и по злому умыслу: урвать у природы удобное место для пашни (хотя сколько пустует распаханных земель!), с помощью огненного рейдерства отобрать у людей старинные, но обветшавшие здания (национальное богатство!), чтобы на их месте построить сооружения, приносящие мгновенную прибыль (торговые точки, игровые заведения, а то и просто особняк для себя, любимого).
Проезжая мимо пожарищ, больших и не очень заметных, но тлеющих неистребимо, я почувствовал, что вся Россия в этом огне. И оттого, что он порою не так уже заметен и надоедлив, менее опасным не становится…
Над весенней магистралью/ Запах гари, запах гари./ Всех уже вокруг достал/ Жадный нелегальный  пал./ Отчего горим? От спички? Безответственной привычки/ За собой не убирать/ И сгорать, сгорать, сгорать.
ГАИ
Естественно, когда все эти четверо суток с рассвета до позднего вечера перед глазами дорога, главным персонажем на ней для водителя (да и для пассажира) становится работник ГАИ. Что бросилось в глаза? В основном это молодые лейтенанты, не то чтобы загорелые, но обветренные круглосуточным пребыванием на открытом воздухе. С удовлетворением отмечу: как правило, без традиционных милицейских животов. Достаточно доброжелательные люди. Документы изучают тщательно. А поскольку эта процедура происходила несколько раз в сутки и всегда завершалась благополучно, мой товарищ сделал философское умозаключение: «Ребята, а документы наши, кажется, действительно в порядке».
Правда, на Южном Урале права у нас все-таки отобрали, выдав взаимен соответствующий документ. Но это уже другая история…
У одиссеи перегона/ Всегда есть трудности свои:/ Она в жилетах и погонах,/ Стоящих на постах ГАИ./ О, это целая наука/ (Такой экзамен надо сдать!),/ Кому дать виновато в руку,/ Кому не следует давать.
Дороги
Прямо скажем, дороги в России пока неважные. Факт, не требующий комментария. Но занимаются ими везде. Где тщательно «латают», где расширяют полотно. Отлично занимаются дорогами в Ульяновской области.
Но такого мощного дорожного строительства, «многослойного» и многостадийного, которое можно  было совсем недавно наблюдать на Ярославке и в Королеве, я не видел нигде. Как говорится, слава и властям нашим, и строителям. Но, с другой стороны, соображение о том, что Москва, столичная округа и Россия – это два разных государства с различными кошельками, отличающимися амбициями и возможностями, радости не вызывает, а больше огорчает, тревожит, беспокоит…
Ах, дорога в Сибирь моя дальняя, / Ну какая же ты федеральная? / Позабыта чиновничьей сволочью,/ Поклонись ты дороге проселочной. / Знаю я, что в проселочной вотчине./ Меня встретят цветы на обочине. / А еще меня встретят колдобины / В бездорожье затерянной Родины. / О дороге заботятся временно. / Той заботою столько потеряно! / На дороге одни лишь заплаты, / Как добавки к российской зарплате…
Торговый ряд
Чем торгуют у дороги? По мере движения от Подмосковья до Сибири на самодельных прилавках – картофель, грибы, яблоки, груши, мед, сало, вяленая рыба, настольные игры – нарды и шахматы, опять мед, черемша…
Все это – народный приработок. Чем богаты, тем и рады. Хорошо, что  людям есть чем торговать, чтобы положить лишнюю копеечку в свой кошелек. Но порой товар уж больно копеечный. И тем не менее выходят на дорогу с надеждой. Дай им Бог всем удачи! Неужели и в самом деле русским людям в глубинке без этого не прожить?
Над вечным покоем
Проезжали мы и мимо больших городов, и мимо старинных поселений, и мимо не покинутых пока сел. И, конечно, возле каждого места человеческого – кладбища.
Деревенские погосты на относительной возвышенности, иногда над тихой речкой вызывают чувство умиротворенности и тихой печали. Там есть место и для деревьев, чья молодая  майская зелень скрашивает печаль этого не самого веселого места, а пение птиц, деликатное и природное, наполняет благостью увиденную картину.
Иное дело – окраина крупного города. Кладбища огромные, что, естественно, объяснимо. Но коммунальная теснота захоронений, необозримые площади, на которых ютятся прижавшиеся друг к другу скромные памятники, гробовая тишина неба над ними, не заселенного птицами (что им делать над цементными и редкими каменными надгробьями, которые вытеснили деревья, некогда произраставшие здесь?). Здесь свободной земли мало, она – уже деньги. А там, где деньги, даже на месте мертвых, неуютно, горько, страшно…
Я долго нахожусь под этим впечатлением. Иногда мне чудятся кладбища даже там, где их вроде бы и нет…
Шесть соток
Не являясь обладателем дачного участка, я не очень хорошо представлял (да и сейчас не представляю) прелести обладания шестью сотками, скромным строением на них для укрытия от непогоды, более-менее благоустроенным бытом и возможностью удовлетворить свои земледельческие пристрастия.
Однако, крайне редко бывая на дачных участках у своих друзей в Подмосковье, особенно у тех, кто имеет землю давно и даже не без пользы для семейного бюджета собирает урожай с деревьев, когда-то самими посаженных, понимаю, что такая форма отдыха имеет смысл.
Но дачные поселки в окрестностях больших городов, особенно ближе к Сибири, повергли меня в ужас. На огромных площадях, упираясь друг в друга дощатыми боками, почерневшими от времени, стояли неказистые домишки. В обязательном порядке в каждой ограде стояли «скворечники». А потому как дело было весной, зелень еще не показалась, бросались в глаза именно надворные туалеты, и чудилось, что им нет числа. Почему-то поразила такой убогостью Курганская область. Стоило представить себе, как в конце рабочей недели на двухдневный отдых сюда съезжаются обладатели этих «дворцов», и мне становилось неловко и за них, и за себя, и за страну, в которой считается нормой такое социальное благо. Оно особенно контрастно заметно на фоне «царских палат» современных нуворишей, бесстыдно вписавшихся в живописный пейзаж столичных окрестностей…
Во глубине российской стороны,/ Где до сих пор углов медвежьих куча,/ Полно следов невидимой войны,/ Такой же застарелой и дремучей./ А с кем воюем? В общем-то, с собой,/ С извечной ленью, бытом бестолковым,/ Житьем-бытьем за личной городьбой/ И неуменьем делом сделать слово./ Как обустроить золотой простор/ Земли и леса, недр и вод катучих,/ И неужели судных дней позор/ Достойной славы выгодней и лучше?
Живем, однако!
Ежесуточно мы выезжаем с места ночевки в четыре часа. А поскольку едем на Восток, вскоре нам навстречу выкатывается солнце. Умытое,  еще не омраченное дневными заботами, оно свежо и приветливо. Охотно и радостно подсвечивает землю.
Вот изумрудные поля (оказывается, не везде они пустуют, даже озимые взошли, предусмотрительно посеянные осенью). Полной грудью дышит вспаханный под яровые чернозем (значит, собираются сеять).
Живем!
Как красива родная земля, когда она предстает перед тобой в первозданной естественности, не оскорбленная грубым вторжением в ее бытие!
Величественны разливы Волги. Бушует вода у Жигулей, густая и темная, а исходит от нее свет, и как это получается, я не знаю, да и знать не хочу. Светлая река Волга.
Южный Урал. Белые цветы на зеленой траве. И такие же белые в майском снегу вершины гор.
Царство березовых колков на сотни, тысячи километров. Кажется, «среди долины ровныя» кроме берез ничего не растет.
Я не знаю, как они образовались, эти березовые островки, а нередко и большие острова. Может быть, когда-то росли они сплошняком, а люди, отвоевывая землю под пашню, как-то «разредили» этот белокорый массив. Мне и в самом деле кажется, что оставшиеся деревья собрались в кружок и водят хороводы, в которых каждое дерево – солист, потому что майской порой они еще не нарядились в свои лучшие одежды, лес прозрачен, и каждая березка видна от нежного ствола до густой, даже от пока безлиственных ветвей, кроны.
Объезжая границу с  Казахстаном, встречаем населенный пункт Частоозерье. И в самом деле, среди ровных степей – несколько озер больших, голубых, спокойных.
Не пускают нас через Казахстан. Объезжать надо. А ведь в 1958 году, будучи бойцом целинного отряда Киевского госуниверситета, три месяца работал я на комбайне штурвальным. Как сейчас помню, косили мы не только хлеб, но и… горчицу. Наверное, вряд ли кто-нибудь из читателей представляет, как она растет. Но если вы видели траву перекати-поле, то можете себе представить, что черные зернышки горчицы, похожие на просо, вызревают в подобных сухих тонких стеблях.
Не пустили нас через Казахстан в Сибирь. Тут-то я вспомнил вкус горчицы…
Дорожный сервис
Четверо суток многочасовой дороги – дело, в общем-то, не страшное, но и не простое. Конечно, сейчас условия пребывания в пути значительно облегчились. Построено много  достаточно уютных и оборудованных для отдыха мотелей, где есть самое главное: горячая вода и туалеты.
Туалеты – это, как мне кажется, национальная  беда. Подобный страх и ужас я видел лет 20 назад в Китае. Уверен, что сегодня этой проблемы у них нет. Но на всем протяжении до Красноярска нам попался всего один (!) туалет, каким он должен быть. И даже на современных заправках с хорошими мини-маркетами к услугам путешественников были те же  «скворечники», разве что не из дерева, а для надежности отлитые из бетона. Как оборонительные сооружения.
А сами заправки, ресторанчики при них – как на Западе: видел, знаю.
Ну и, конечно, всегда рядом бабушки с беляшами, пирожками, сосисками запеченными. Это, думаю, на любителя и отважного человека…
Благодарение мотелю:/ Вода. Яичница. Горшок./ И с плеч долой на всю неделю/ Дорожных тягот шепоток./ Как славно разогнуть коленки,/ Хоть спишь ты в качестве другом/ С попутчиком своим у стенки/ В семейном люксе дорогом…
Главный транспорт на тракте
Как вы думаете, каких машин больше всего мы встречали в обоих направлениях на Московском тракте? Это – фуры, огромные, с железнодорожный вагон, прицепы у мощных автомобилей. Судя по номерам, здесь были представлены не только многие регионы России, но и транспорт из ближнего и дальнего зарубежья.
Встречи с этим транспортом настроили на оптимистический лад: значит, еще что-то производится во глубине России, что-то требуется ее предприятиям, если идут к дальним городам груженые автомобили. Может быть, железной дороге от этого не сладко (конкуренты!), но будем думать об общей пользе и общей надежде…
Горький простор
А дорога все вьется и вьется дальше. Ясное дело, за Уралом и в Сибири просторы большие, там города и деревни не наступают друг другу на пятки, как в Европейской части России. И все-таки порой оторопь берет: как может столько земли пустовать, такая территория безлюдствовать? Неужели придется звать китайцев, чтобы кто-то мог отозваться на сиротливое «ау!».
Тревожное настроение усиливается горьким дымом травяного пала, который, смешавшись с утренним туманом, ползет по земле, щекочет ноздри, слепит глаза. Вроде и людей на сто верст вокруг нет, а горит…
У дорожного полотна постоянно тусуются сороки и галки. Что им нужно у тракта, по которому не так уж часто идут машины? Что они сторожат в этом не одушевленном ни людьми, ни домашним скотом пространстве? Не знаю ответа…
Просторы моей Родины святые…/ Но как же больно, словно в Судный день,/ Мне заглянуть в глаза, порой пустые,/ Осиротевших русских деревень./ Что скажут нам невидимые судьи,/ Подняв не заведенные дела:/ Здесь даже от печали и безлюдья/ Вода зеленым цветом зацвела./ О, как хочу болот остеклененье/ Разбить, чтоб заблестела в них вода,/ И возродить державное теченье/ Из прошлого в сегодня навсегда.
Куда исчезают реки
Конечно, когда проезжаешь великие реки – Оку, Волгу, Иртыш, Обь, Ишим, запоминаешь и мосты, своими мощными пролетами соединяющие берега.
Но мы проехали не менее сотни мостов, перед которыми на табличках были обозначены названия рек, довольно экзотические и непривычные для слуха. Но непривычным для глаза (и для ума) было то, что под мостами не оказалось… рек. В редких случаях мерцала стоячая болотная вода, а чаще даже признака реки не обнаруживалось.
А ведь были реки, если даже таблички еще остались и их прочитать можно. Куда же они подевались?
Убили мы свои реки. Собственноручно. Загадили истоки, занавозили берега, захламили сам ход реки…
Ах, Россия, Россия! Где же твоя хозяйская рачительность, крестьянская хватка, рабочая сплоченность?  Где же твоя дума о завтрашнем дне?  Где ж, наконец, любовь к самой себе?..
Мостов над речками – без счета,/ А речек и в помине нет./ Лишь смутно иногда болота/ Под ними оставляют след./ Куда исчезли, смылись, стерлись/ Вчера живые берега?/ Кто эти реки взял за горло,/ Раздев бесстыдно донага?/
Кто жизни их текучей сроки/ Загнал в болотные гробы?/ Мы так загадили истоки/ И рек, и собственной судьбы…
Похвальное слово черемше
Наше путешествие близится к концу. Вот уже и дорога на Мариинск. Она идет сквозь тайгу. Лес зеленеет хвойным цветом, а березы еще голые, хотя почки на ветвях уже напряглись, приосанились. Земля вся принарядилась. Я не знаю, как называются эти таежные цветы, но они несут на своих лепестках разную окраску, а потому образованный ими ковер многоцветен.
Красиво!
На таежной (хочется сказать – проселочной) дороге не то чтобы многолюдно, но и не пустынно. То там, то тут возникает  похожий на лесовичка старичок, то бабушка, то бабушкина внучка с подружкой, разложившие на деревянных ящиках пучки черемши.
О черемша, сибирская спасительница, чудо тайги! Я отведал этой дикой целебной травы впервые почти пятьдесят лет назад, когда начинал свою трудовую биографию на красноярской земле. Сколько добрых слов я услыхал о ней тогда, и сейчас слышу. Это правда, что ее не зря называли «сибирским салом» – за питательность, целебные витаминные свойства, что спасало народ в голодное военное и послевоенное время. Сейчас черемша скорее лакомство, доступный деликатес.
А еще – великий и неиссякаемый резерв. Велика тайга (надеюсь, ее-то мы не загубим, хотя не раз уже замахивались неразумно). И черемши в ней много.
А каким будет завтрашний день, не знаю. Умников много. Столько наобещали. Напланировали. А на душе тревожно…
Однако мы приехали.
До чего же ты оборвана,/Не умыта и срамна/ За дырявыми кордонами/ Необъятная страна./ Изувеченная свалками,/ Порождая диких псов,/ Заросла ты елки-палками/ Вместо радостных лесов./ И при этом вся – раздольная,/ Без заплотов, без межи…/ Как все это видеть больно мне,/ Как помочь тебе, скажи…
0
Горсправка
Поиск
Таймырский телеграф
Норильск