Понедельник,
24 июня 2019 года
№6 (4675)
Заполярный Вестник
Бесконечная красота Поморья Далее
Гуд кёрлинг! Далее
В четвертом поколении Далее
Экстрим по душе Далее
Лента новостей
15:00 Любители косплея провели фестиваль GeekOn в Норильске
14:10 Региональный оператор не может вывезти мусор из поселков Таймыра
14:05 На предприятиях Заполярного филиала «Норникеля» зажигают елки
13:25 В Публичной библиотеке начали монтировать выставку «Книга Севера»
13:05 В 2020 году на Таймыре планируется рост налоговых и неналоговых доходов
Все новости
Оптимисты с камнем на сердце
СПЕЦИАЛЬНЫЙ РЕПОРТАЖ
17 августа 2011 года, 19:05
Фото: Николай ЩИПКО
Текст: Марина СОКОЛОВА
Вместе с членами общественного объединения “Защита жертв политических репрессий”, которое в этом году отмечает свое 20-летие, корреспонденты “Заполярного вестника” совершили путешествие к месту захоронения политзаключенных  вблизи турбазы “Лама-2”. Нам довелось увидеть живую историю и послушать рассказы очевидцев о трагических событиях эпохи репрессий.
Окончание. Начало в “ЗВ” №151
 
У каждой из моих попутчиц была своя Лама. История Галины Мусатовой не менее печальна, чем все остальные, рассказанные в эти дни.
“Мы жили в Украине. Отца посадили по 58-й статье на 25 лет без права переписки, после этого от него не было ни одной весточки. Сейчас мне неизвестно даже, где он похоронен.
Январской ночью 1949 года за нами пришли. Нас с мамой, сестрой и дедушкой посадили в вагон для перевозки скота и повезли через всю Россию в неизвестном направлении как врагов народа. Мне было пять лет. В вагонах было очень холодно и страшно. Помню, что тех, кто умирал, выбрасывали на остановках. Удавалось прятать только совсем маленьких детей, их тела мамы заворачивали во что-нибудь, чтобы потом схоронить. Но и это было сложно, поскольку в каждом вагоне стоял охранник с автоматом.
Еще помню, как в вагон заносили в ведре похлебку, мне она тогда казалось очень вкусной. Наверное, от голода. Привезли нас в Амурскую область, в колхоз “Заречная слобода”, там жили только латыши. Среди них было много учителей и врачей, все до единого ссыльные, очень интеллигентные, умные, начитанные люди. А самое главное то, что мы все друг другу помогали, кто чем может.
Маму сразу отправили на тяжелую работу – доить коров и пасти телят, дедушку послали в лес, кажется, что-то сторожить. Латыши иногда давали нам картошки, но это мало помогало.  Мама потом говорила: думала, что мы умрем с голоду. Потом и сами стали картошку выращивать. После смерти Сталина, конечно, стало легче – не нужно было отдавать налоги. А пока он был жив, хотя отдавать-то было нечего, но приходилось что-то наскребать. Помню, у семьи подруги забрали корову, единственную кормилицу, а подруга с сестрой долго бежали за ней и плакали, они совсем маленькие были.
Когда нас реабилитировали, мама вернулась в Украину, а я должна была оставаться в колхозе, потому что не давали паспорт. Но у родителей подруги в паспортном столе оказались знакомые, и документ я получила. Приехала в Красноярск, закончила там педагогическое училище и перебралась в Норильск. Если бы я  понимала по-настоящему, что происходит с нами, я бы лучше расспросила маму об этих событиях, но ведь тогда все замалчивалось, все было в тайне, будто бы и не было никаких репрессий”.

Мама работала на лесоповале…

Одной из самых жизнерадостных на базе была Евгения Бабикова: на ее лице всегда светилась улыбка, в любой разговор она вступала охотно и привносила в него нотки добра и веселья. Некая грусть в ее голосе появилась только в тот момент, когда она вспомнила о своем детстве.
“Мои родители большой семьей жили в деревне в Курганской области. В 1930 году началось раскулачивание, и  родителей с дедушкой, бабушкой, прадедом и братом, которому было тогда четыре года,  в первом эшелоне кулаков отвезли в Мурманскую область, в поселок рядом с Кировском. Там открыли новый рудник, а рабочей силы не было.
Жили они в землянках. Я там родилась в 1933 году, а потом у меня появились еще сестра и брат. Через несколько лет стали строить бараки, и моим родителям досталась комната. Начались репрессии. Мама рассказывала, что никто не спал, все были начеку: прислушивались, у чьей же двери остановятся на этот раз и кого заберут. В одну из таких ночей арестовали папиного брата. Я хорошо помню, как на утро после этого ареста я зашла в их комнату. Картина так и стоит перед глазами: все перевернуто, сидят тетушка с подругой, мужа которой тоже арестовали в эту ночь, и плачут.
В сентябре 1941-го немцы стали наступать на Мурманск, были бомбежки, и нас эвакуировали, только отец остался на руднике, а брат пошел на фронт. Какое-то время нас прятали в горах, а затем привезли в Архангельскую область, где бросали по тайге четыре  года. Мама работала на лесоповале, а на мне остались брат с сестрой. Пришлось научиться делать все, даже колоть дрова и пилить. Есть было нечего. Брат так и умер на моих руках от голода. Помню, я их кормила по весне подорожником, чагой, крапивой и еще бог знает чем.
В 1944-м мы вернулись в Кировск, пошли в школу. Я окончила сельскохозяйственный техникум в Воронежской области, перебралась в Челябинск к родственникам, работала в коллективном саду, вышла замуж. В Норильске мы оказались по приглашению друзей. Здесь я десять лет отработала на “Надежде”, а потом стала озеленителем. Так что ромашки, которые растут в городе, – это и моя заслуга тоже. В 1992 году я получила документы, в которых значится, что родителей реабилитировали. В моих документах написано: “дочь семьи кулака”. В московском “Мемориале” я узнала, что мой дядя  Кондаков Иван Григорьевич был арестован как враг народа, расстрелян и похоронен на Левашовском кладбище под Петербургом. В Мурманске мне дали книгу, в которой я увидела фамилию дяди и дату его ареста. В память об истории моей семьи сейчас я занимаюсь репрессированными”.

“Опасный” коновозчик

Екатерина Багрова оказалась одной из самых старших среди отдыхающих. Тем не менее воспоминания ее свежи, такое забыть нельзя. Каждая дата, каждый тяжелый день еще раз были пережиты ею в разговоре с корреспондентом “ЗВ”.
“Мне было шесть лет, когда в 1931 году мою семью раскулачили в Канске и сослали в Игарку. Хватили мы там лиха – родители, я и два брата, один умер почти сразу, чем-то болел.  Потом родились сестра и еще один брат. В 1938-м папу пришли арестовывать. Он был коновозчиком в игарском порту, хорошим, добросовестным работником. Но, несмотря на то что мать показывала справки об этом тем, кто пришел делать обыск, его все равно увели. Я вот сейчас думаю: папа работал простым коновозчиком, за что его посадили?  
Жили мы в бараках. Наша комната, так как отец хорошо работал, была метров 30, считалась комфортной. После его ареста на следующий же день нас сразу переселили в маленькую комнатушку, куда поместились только кровать и плита.  Нам с братом пришлось спать на полу. Когда забрали отца, мне было 13 лет. Я бросила школу, пошла работать на биржу. Мы с братом готовили доски, которые отправляли за границу в качестве материала для крыш. Связывали доски только веревками и ни в коем случае не проволокой, чтобы не повредить древесину. Помнится, за один пучок платили семь копеек. Мама моя была неграмотной и потому работала уборщицей и брала стирать белье. Мы только-только начали учить ее буквам, когда забрали отца, там стало уже не до учебы.
Одного из братьев забрали на фронт. Я познакомилась с будущим мужем, он был радистом и жил по соседству. Его должны были тоже отправить на фронт, вручили повестку, но наступила зима, и пароходы ходить перестали. Его пригласили в Норильск, а я через год прилетела к нему.
Мы жили в общежитии, здесь нас обслуживали заключенные, топили печь, убирали. В 1944-м мужа позвали работать на ВПП (радиостанция в тундре, которая обслуживала весь Норильск), а затем опять перевели в город, где нам дали квартиру. Муж обладал высокой квалификацией в сфере связи, его очень ценили, поэтому на фронт он так и не попал. К сожалению или к счастью для нас, он  ушел от меня. Видимо, боялся поплатиться за жену – “врага народа”.  
В 1946 году я тоже пошла учиться на радистку и монтера, в 1951-м мне предложили работу на радиоузле. Всего  в связи я отработала 42 года. У меня был хороший голос, и я даже передавала объявления, то есть была диктором. А в трудовой книжке у меня запись “монтер радиоузла”. На линии я не ходила, но оборудование ремонтировала.
В радиоузле я познакомилась с Жаном Яковлевичем Каженцем, которого под конвоем приводили на работу – он был приговорен к десяти годам каторги. У меня было уже четверо детей, а он во всем помогал мне, заставил учиться, и в 35 лет я пошла в пятый класс вечерней школы. Конечно, было очень трудно. Помню, мою пол, а Жан Яковлевич мне задания читает. Ходил на все мои собрания. Я в “вечерке” была старостой всей школы. Семья Жана была против того, чтобы мы были вместе: у меня дети, да и к русским они относились очень плохо. Поэтому он считался моим неофициальным супругом. Но когда ему выдали документы в 1970 году, он собрался и уехал. Поначалу писал, а потом и писать перестал.
Я пыталась искать отца. Мы не знали, куда его увезли. Пока он был в Игарке, свидания не разрешали, хотя мама и пыталась к нему пробиться. Однажды ее из-за этого даже посадили ненадолго. Но зато мы точно знали, что в Игарке его не расстреляли. Потому что в апреле-мае, когда Енисей начинал таять, приходил милиционер и просил сапоги, чтобы перевести отца в другое место. Ходить в валенках уже было слишком сыро. Потом я узнала, что его расстреляли в Енисейске”.

Арестовали ни за что

Мария Колмогорова – одна из немногих оставшихся в живых людей, за которыми приходили среди ночи и увозили в неизвестном направлении, обрекая если не на смерть, то на вечный позор из-за одной лишь записи в паспорте – “враг народа”.
“Я родилась в Украине, в Львовской области (но до 1939 года она принадлежала Польше) в 1925 году, – начинает свой рассказ Мария Ивановна. – Документы мои переделали, и теперь я на год моложе, будто родилась в 1926-м, потому что иначе в годы войны меня бы отправили на работы в Германию.
Ложь спасла от фашистов, но не от ареста. Мы с семьей работали и жили своим хозяйством, не зная до советской власти ни о каких колхозах. 7 января 1946 года меня арестовали. Просто пришли и потащили за собой, бог знает, что в обвинении написали, я по-русски ни слова не понимала.
Сначала повезли в Печору. Ехали мы в вагонах для скота, по нескольку дней не ели, тяжело это переживалось. До осуждения сидела в лагере, а в апреле меня осудили и отправили работать в местечко недалеко от Воркуты, где достраивали железную дорогу. Там я пробыла недолго. После этого в 1947 году нас посадили в баржи, и мы поплыли в Норильск. Плыли в трюме, наружу нас не выпускали, даже не хочется вспоминать, но все стоит перед глазами.
В Норильске я работала на кирпичном заводе, в совхозе обрабатывала капусту, еще в коровнике на Вальке мы строили дамбу, чтобы поить коров. В общем, куда надо было, туда и посылали. Но дольше всего проработала арматурщиком на разных производствах, получила пятый разряд. Многие городские объекты – наша работа. Например, по улице Комсомольской от бывшего Дома пионеров до Советской улицы и по Советской до Ленинского проспекта наша бригада ставила всю арматуру.
Строили школу №4, водохранилище возле хлебозавода и многое другое. Осудили меня на десять лет, но, видимо разобравшись, 4 июня 1955 года освободили без ограничений, реабилитировали полностью. После освобождения работала в угольной шахте, ушла оттуда по состоянию здоровья, стала нянечкой в детском саду. Пока работала, могла попасть на Ламу не каждый год, только когда отпуск совпадал, иногда отпрашивалась, а теперь стараюсь ездить постоянно. В этом году взяла с собой внуков”.
…Не может не радовать то, что эти люди с изломанными во времена сталинского террора судьбами не потеряли вкус к жизни. Они с радостью принимают участие во всех мероприятиях и поездках объединения “Защита жертв политических репрессий”. Получают удовольствие от сбора грибов и поджаренных на костре сосисок. Некоторые из них каждое утро делают 45-минутную зарядку, поют песни, улыбаются и охотно идут на общение: делятся воспоминаниями, советами, впечатлениями. Хочется пожелать всем им долголетия, а нам всем – осознания ценности жизни.
Галина Мусатова
Евгения Бабикова
Екатерина Багрова
Мария Колмогорова
0

Читайте также в этом номере:

Друг, товарищ и брат (Татьяна РЫЧКОВА)
Бригада о себе заявила громко (Александр СЕМЧЕНКОВ)
Скоро в школу (Марина СОКОЛОВА)
Битва разумов (Марина СОКОЛОВА)
Это нужно городу (Ян ГЕРГОВ)
Горсправка
Поиск
Таймырский телеграф
Норильск